черта! Я разве приказывал меня будить? – спросонья недовольно спросил Тучин.
– Записочка вам, Александр Владимирович! Сказали, что срочная! Я и осмелился…
Дворецкий Никанорыч почтительно склонился над кроватью с серебряным подносом, на котором лежала сложенная сердечком бумажка.
– От кого?
– Не могу знать! Мальчуган какой-то принес!
Тучин лениво развернул листок, пробежал глазами и тут же вскочил на ноги:
– Который час?
– Десятый!
– Мыться, бриться, одеваться! – приказал Тучин. До прихода Дашкиной оставалось всего ничего! Неужели решилась?
Никанорыч задумался.
– Давай, шевелись, старый хрыч! – поторопил его Тучин.
– А может, сначала оденемся, а потом побреемся?
– Что ты мелешь, болван?
– Федька-парикмахер только-только к Владимиру Андреевичу зашел. Через полчаса освободится, не раньше.
– Значит, сам брей.
– Никак не возможно! Не обучен.
– Черт подери! Слуга ты или нет?
– Слуга! Только у каждого слуги свое умение. Один печку топит, второй двор метет, третий дрова колет, я вот руководить всеми обучен.
– Подай халат!
– Сию секунду! – сказал Никанорыч и дернул за звонок.
Казачок Пантелейка словно за дверью караулил – тут же ворвался в комнату.
– Митяя сюда. Барин одеваться изволит.
– Ночной горшок вынеси, – приказал казачку Тучин. Тот удивленно посмотрел на Никанорыча, который лишь пожал плечами. Захвати уж, уважь каприз барина. Но когда Пантелейка вышел, заметил:
– Горшки у нас Прасковья выносит.
– А вот мой Данила, – сообщил Тучин, – все умеет! И раздеть, и побрить, и суп сварить…
Дворецкий сильно удивился:
– Во дает! Где нашли такого?
– У себя в деревне!
– Тогда понятно! Деревенщина! Крестьянин отсталый!
Тучин рассмеялся:
– А сам-то? Неужто из дворян?
– Не! Крестьянин, – не стал отрицать очевидного Никанорыч, однако гордо добавил: – Но городской!
– Оттого и ленивый! Мой Данилка таких, как ты, десятерых заменит.
– Э, барин! Ежели за все браться, все тяп-ляп получается! Где это видано, чтоб хороший повар строгать умел, а дворник портки шил? Нет! У нас каждый свое дело делает, мастерство всю жизнь оттачивает.
– Поэтому русских слуг за границей лентяями и считают! – покачал головой Тучин.
– Не знаю, что там за границей считают, – обиделся Никанорыч, – но опыт наш перенимают и даже название сему придумали! Деление труда! Вот-с! Мне господин Налединский сказывал. Он из-за границ не вылезает!
– Иван Никанорыч! – вбежал с горшком в руках Пантелейка, видимо, так и не придумавший, где его опорожнить. – К парадному входу какой-то Данила подъехал. С виду слуга, но прибыл как барин, на бричке.
– Ура! – обрадовался Тучин. – Вернулся!
– Это ты, что ли, жнец, швец и на дуде