перед каждым балом и каждым пикником приходили в такое бурное волнение, словно их пригласили в первый раз. Этот прелестный игривый квартет заполнил собою всю коляску, так что пышные воланы трепыхались поверх бортов, а зонтики то и дело сталкивались и цеплялись друг за друга. Все были в широчайших шляпах от солнца, украшенных розами и снабженных черными бархатными ленточками – завязывать на шее, чтобы не слетали от ветра. Из-под полей шляп виднелись все оттенки рыжего: Хетти была светло-рыжая, Камилла – золотистая блондинка, Рэнда – шатенка с медным отливом, а малышка Бетси – просто морковка.
– Какая превосходная компания, мэм, – галантно сказал Джералд, держа свою лошадь вровень с коляской. – Но с матушкой им пока нечего и тягаться.
Миссис Тарлтон округлила карие с рыжинкой глаза и цокнула языком, оценивая комплимент, а девочки разом загалдели:
– Ма, перестань сейчас же строить глазки, а то мы все папе скажем!
– О, мистер О’Хара, клянусь, когда появляется видный мужчина вроде вас, она не дает нам ни единого шанса!
Вместе со всеми засмеялась над этими выходками и Скарлетт, но ее в который уже раз потрясла та свобода и легкость, с какой они обращались с матерью. Как будто она одна из них. Как будто ей шестнадцать лет, и ни днем больше! Скарлетт и подумать не могла вести себя подобным образом с Эллен, сама мысль об этом была святотатством. И все же… и все же было что-то очень притягательное в их отношениях – они обожали мать, обожали в ней все то, что сами же высмеивали и критиковали и за что ее поддразнивали. «Нет-нет, – поспешно уверила себя Скарлетт, – я бы никогда не захотела вместо Эллен другую маму, такую как миссис Тарлтон, просто… забавно, наверное, было бы поиграть с мамой». И тут же устыдилась своих мыслей: это неуважительно по отношению к Эллен. Скарлетт понимала, что подобный сумбур никогда не водился в огненно-рыжих головках четырех девушек, сидящих сейчас в коляске напротив. Она остро почувствовала, что очень отличается от соседей, и, как всегда в таких случаях, сама на себя рассердилась.
Обладая способностью схватывать все на лету, но не умея раскладывать по полочкам и анализировать, Скарлетт подсознательно понимала, что молодежь в этой семье, хоть и ведет себя как неуправляемый табунок жеребят или как очумелое мартовское зверье, на самом деле отличается спокойной цельностью, которая так просто не дается, а приобретается в поколениях. И по материнской, и по отцовской линии они вели свой род от первых поселенцев, они были здесь, в северной Джорджии, коренными жителями. Эти люди уверены в себе и в окружающем мире, они нутром знают, чего хотят, – как и Уилксы, между прочим, хоть цели у них и разные. Им неведомы противоречия, частенько терзавшие душу Скарлетт, соединившей в себе кровь родовитой знати – учтивой, благовоспитанной, говорящей вполголоса аристократии побережья – с кровью ирландского крестьянина, простого, земного и цепкого. Скарлетт желала сделать из матери идола на недосягаемом пьедестале –