к висящей на груди раковине, будто именно она переводила с языка на язык, Эцнаб кивал, перебирал в воздухе пальцами. В конце концов, сумел каким-то образом втолковать, что послал воинов в бухту Тулума, поскольку предвидел, – двое людей выйдут на берег из моря.
– Где же второй? – спросил он.
Гереро пожал плечами.
– О, там ему несладко придётся! – заметил жрец.
Во всяком случае, именно так уяснил для себя Гереро его певучую, почти без согласных, вроде дельфиньего щебетания, речь.
– Кальи ин ийольо! – улыбался Эцнаб. – Я вижу – добро находится в твоём сердце…
Особенно живо пошёл разговор, когда принесли кувшин крепкой браги из кактуса магея, настоянной на растении оклатли. Брага была могущественная, но проясняющая голову.
– Это пульке! Напиток жизни! В нём танцует бог опьянения – кролик Ламат, – наливал Эцнаб, и они закусывали плодами гуайявы, напоминавшими яблоки с виду и грушу по вкусу, а ещё жареными листьями кактуса нопаля.
– Запомни, – кивал Эцнаб, – сердце человека – благоухающий цветок, распускающийся в полночь.
«Хорошо сказано! – думал Гереро. – И как умно – пить кактус и закусывать кактусом. Только великий народ мог придумать такое!»
Уже взошла луна, и Эцнаб указал на неё сухим и тонким, как у птицы, пальцем.
– Видишь кролика Ламата? Там его дом!
Гереро пригляделся, и на одной из двух, – то ли на левой луне, то ли на правой, – действительно различил сидящего кролика.
– У тебя зоркий глаз, – одобрил Эцнаб. – И мудрая голова! Лишь на очень мудрой голове могут расти со всех сторон рыжие волосы – и сверху, и снизу. И вот что я решил, Рыжебородый, – ты будешь жить среди нас!
После чего раскурил и протянул трубку с табаком.
Той ночью под луной, откуда поглядывал кролик, Гереро впервые вдохнул табачный дым, и показалось, что глубоко окунулся в терпко и удушливо благоухающие цветы.
И сердце его билось спокойно, ровно, как у человека, с которым ничего дурного никогда не случится.
Советник ахава
Вокруг дворца правителя-ахава Канека над цветами лилового колокольчикового дерева порхало множество колибри.
– Души погибших воинов, – сказал Эцнаб. – Они обитают в раю, но раз в пятьдесят два года спускаются на землю, чтобы насладиться цветочным нектаром.
Этим утром Гереро и сам блаженствовал, как колибри, будто угодил в рай, нарочно для него созданный.
«Если разобраться, так оно и есть, – согласился про себя Эцнаб. – Увы, далеко не каждый и очень редко это ощущает».
Дворец ахава был невероятно пышен. Ничего подобного Гереро раньше не видывал. Комната из чистого золота обращена к востоку. Изумрудно-бирюзовая глядит на запад. Третья, выходящая к югу, облицована перламутровыми раковинами, покрытыми тончайшими серебряными нитями. Четвёртая, северная, комната из яшмы и нефрита. И всё украшено искусно сплетёнными