царил до порядков, принятых Зевсом. Кронос царил в век Хаоса; Зевс наладил мир Космоса. Космос с греческого – «порядок».
– Знаю, не маленький… – Саша снял и протёр очки от загадочной, висшей в воздухе пыли. – Зевс правил с Герой. Были Венера, Марс, Аполлон, Диана. Светлые боги кончили с прежними, ну, с хтоническими страшилами, основали прекрасный мир для людей. Так в мифах.
– Нет, – начал Кронов. – Мир не прекрасный, а однобокий. Стали судить мир, как он был создан, и обнаружили в мире «зло», которое оттеснили, а на оставшемся, – дескать, «добром», – строят порядок, «добрый», разумный и позитивный. Что ж ты, Саша, в этом прекрасной «доброй» конструкции вечно споришь с отцом, скажи, а вчера бил парня?
– Парень? Он первый… – Мальчик нахмурился. – Да он гопник! Мы незнакомы. Вышел из дома, он мне навстречу, деньги дай… Ну, я отдал бы, он был старше, да и обкуренный. Но у дома – обидно, я его стукнул; тут как раз вы… он смылся. – Саша хромал с натугой, светловолосый, в джинсах и в свитере, что болтался на тощем маленьком теле, в модных кроссовках с лейблами, в очень сильных очках. – Вы, значит, враг разума? Вы агностик? социопат?
– Я – против первенства человеческого «добра». Оно – плод разума. Вред от разума – в им вменённых табу, в запретах, что, взросши в этике, проросли в науки, в их постулаты. Хватит об этом… Ты на занятия?
Саша с ходу пнул камешек на асфальте. – Не на занятия. Просто дело есть… Вы звонить собирались? – бросил он, видя, что собеседник долго шагает с сотовым в кулаке.
– Не буду. Школа ведь близко, – вымолвил Кронов.
– Вы вот философ… – Мальчик помедлил. – Это зачётно. Были бы президент, улучшили бы нам жизнь? А если бы были Кроносом, оживили бы орфов, гекатонхейров, гарпий, горгон, циклопов и беспорядок?
– Знай: беспорядок – это реальность, зиждимая не логикой. То есть это порядок, но первозданный. Он основал бы мир без деления на добро и на зло, мир целого, не растасканного в куски, мир жизни, а не понятий и не суда над жизнью.
– Но мы и так живём, вроде. Не умираем же?
– Неизвестно… – выложил Кронов и повторил возникшую полчаса назад звукофразу, кою ни он тогда не сказал, ни Саша, но коя вывалилась сама:
– Живые завидовать будут мёртвым.
3
Что цель близка, указывал ряд машин впритирку вдоль тротуаров. Кронов был сломлен и угнетён случившимся с ним в дороге и возбуждён беседой, – правильней, сказанным. Мальчик вряд ли участвовал в споре сердцем. Юность незряча: критика мира, где ей всё ново (значит, желанно), кажется ей брюзжанием. Саша, пусть он «ботаник», то есть «advanced», верит, что «фиг» ему, вот как Кронову, исковеркают «двойку», ибо у Саши «двойки» не будет, он купит «порш» и «майбах»; и что его не швырнут о стенку, точно игрушку; что он не станет жалким курьером с жалкой зарплатой; что у него, у взрослого, будет смокинг, бонусы, орден, чин академика, нимб, пентхаусы; что болеть он не будет и не состарится; что жена его, модница, никогда