Сегодня бы, наверное, хотел бы ты быть коммунистом, не правда ли? – рассмеялся Арсанукай. Но поздно уже, дядя! Надо было раньше меня слушать. Видишь, сколько ни читай у свечки этих книжек, сколько ни колдуй, а от власти не сокрылся. Вот и где спрашивается волшебство ваше религиозное? Правду ведь, говорю, Ахмад? – с издевкой в голосе продолжал свой разговор НКВД-шник. Хайрулла вскипал. Вот-вот и рука опустится к кинжалу, и эта гадкая голова в долю секунды слетит к ногам стоящих людей. Перед глазами Хайруллы уже вставала эта картина. Но взгляд мужчины встретился с глазами старика и шепот, слетевший с его трясущихся губ заглушил одновременно и смех Арсанукая и гнев Хайруллы.
– Не смей!!! – этих коротких два слова были направлены к Хайрулле, хотя он просто стоял, как и десятки людей, но Ахмад знал – на что способен Хайрулла….
– Чего ты там бормочешь? Отвечай по делу! – не унимался Арсанукай.
– Ответить говоришь, Арсанукай? Отвечу!!! Клянусь прочитанным мною священным Кораном, не хотел бы я сегодня быть коммунистом! И я беру этой клятве своей в свидетели десятки людей и эти горы, в подножье которых очень скоро найдут твое оскверненное тело! И тогда, Арсанукай, ты вспомнишь сегодняшний день и старца Ахмада, и твоя душа задаст тебе этот вопрос, который ты задал сейчас мне, но будет уже поздно. Вот мой ответ! – старик, тряся головой, окинул всех взглядом. Он говорил громко, и среди наступившей тишины шаройские горы тройным эхом повторили орлиный клекот непоколебимого старца. Арсанукай посерел. Железный атеизм не помог оставить без внимания проклятие старика.
– Пошел вон! – прикрикнул он и подтолкнул Ахмада, наклонившись с седла. Старик не упал. Он продолжил свой путь, не выпуская из рук мешок, в котором лежали последние откровения Всевышнего Аллаха. Люди долго стояли, пока эти две тени не исчезли за первым хребтом…
II
А время шло. Хайрулла был в замешательстве. Чем заняться? Как продолжить эту жизнь. Перед глазами постоянно стоял образ Муъминат, а в ушах звенел голос Ахмада: «Беда будет скоро… большая беда…»
Настала первая холодная, леденящая душу и сердце, зима, первая зима настоящего одиночества. Там за решеткой, когда она была жива он чувствовал ее тепло, ее жизнь, а сейчас он был действительно одинок. Не было той духовной опоры в ее лице. Было больно смотреть в горящие глазки Анаса и Асет. А старший Малик вечно пропадал то у дедушки, то у тети Написат. Все вокруг говорили, что мальчонка очень похож на отца. А Хайрулла как-то радостно не принимал этот факт.
– Дада! Это же хорошо, что я на тебя похож, я всегда хочу быть таким как ты, а ты и не рад, – обижался Малик.
– Будь во всем похожим на меня, но только умоляю тебя жизнь мою не повторяй! – говорил Хайрулла.
Зима отняла еще одного близкого человека для его детей. Не стало дедушки Магомед-Мирзы. Старик постоянно впадал в забытье, и Хайрулла так и не пошел