тянули их ко дну. Только одному из них – тому, у которого лопнул ремень, – удалось снова подняться на поверхность, но он поплыл не к берегу, а вниз по реке, стараясь держаться вместе с товарищами. В нескольких сотнях футов ниже по течению поток разбивался о зубчатый скалистый риф, и там через минуту всплыли несчастные. Первой показалась тележка, по-прежнему нагруженная своей тяжелой поклажей. От толчка одно колесо ее разлетелось в щепы. Она несколько раз перевернулась и снова исчезла под водой. Люди в самом беспомощном состоянии последовали за ней. Они разбились о подводную скалу и пошли ко дну все, кроме одного. Фрона, сидя в пироге (около десятка лодок уже спешило на помощь погибающим), видела, как он хватался за скалу окровавленными пальцами. Она видела его мертвенно-бледное лицо, на котором отражались муки последнего отчаянного усилия. Но силы изменили ему, и его отбросило в сторону как раз в тот момент, когда освободившийся от поклажи товарищ, плывя изо всех сил, уже добирался до него. Скрывшись из виду, они глубоко нырнули и снова показались на минуту, все еще продолжая бороться в мелком месте потока.
Пирога подобрала единственного удержавшегося на воде, а все остальное бесследно исчезло в длинной ленте глубокого и быстрого течения.
Добрых четверть часа лодки тщетно шныряли вокруг, пока не нашли, наконец, их тела в одном из водоворотов. С проходившей мимо лодки взяли буксирный канат, и пара лошадей, выпряженных из обоза на берегу, вытащила на отмель ужасный улов. Фрона посмотрела на пятерых юных богатырей, лежавших в иле с переломанными костями, разбитых и истерзанных. Они все еще были запряжены в тележку, и жалкие, уже никому ненужные тюки по-прежнему держались у них за спиной. Шестой сидел около них, совершенно оглушенный, с сухими глазами. А в двадцати шагах от этой группы по-прежнему беспрерывной волной катился живой поток, и Фрона, слившись с ним, снова двинулась в путь.
Темные, поросшие хвоей горы тесно смыкались в ущелье Дайи, и ноги людей месили сырую, не согретую солнцем почву, оставляя за собою топкое, грязное болото. Каждая следующая партия прокладывала новые тропинки, и множество их переплеталось густой сетью, разбегаясь по всем направлениям. Пустившись по одной из таких тропинок, Фрона наткнулась на человека, небрежно растянувшегося в грязи. Он лежал на боку, раскинув ноги; одна рука, придавленная большим тюком, была подвернута под туловище. Щека его безмятежно покоилась в грязи, и на лице отражалось полнейшее довольство. Увидев ее, он осклабился, и глаза его весело заблестели.
– Как раз вовремя вы подоспели, – приветствовал он ее, – я уже добрый час поджидаю вас здесь. Вот-вот, – продолжал он, когда Фрона нагнулась над ним, – развяжите-ка только этот ремень. Подлая штука! Я никак не мог добраться до него.
– Вы ушиблись? – спросила она.
Он освободился от ремней, встряхнулся и пощупал подвернувшуюся руку.
– Все в порядке. Прочна, как доллар. Благодарю вас. Даже синяка не найдется.
Он