тогда, осенью 1936 года, слово «бдительность» не сходило с газетных полос, звучало все громче и настойчивее. О бдительности он и заговорил тогда с Ежовым.
Он хорошо помнит тот разговор. Нарком, недавно принявший дела от опального Ягоды, сидел в его кремлевском кабинете – щуплый карлик с лихорадочно блестящими глазами больного животного на бледном от ночного образа жизни лице. Губы у него тоже были какие-то лихорадочные, пересохшие и в трещинках. Карлик, не отрываясь, смотрел на него своими блестящими синими глазами – преданно, как собака, и в то же время почти бессмысленно, как обезьяна. Особым умом этот недоносок не отличался.
– Послушай, Ежов, – спросил он тогда, – какого мнения ты о Тухачевском?
Нарком ответил уклончиво.
– Я полностью, – объявил этот дурак, – разделяю ваше мнение, товарищ Сталин.
– Я тебя не спрашиваю, разделяешь ты мое мнение или не разделяешь. Еще бы ты его не разделял. Я спрашиваю тебя – считаешь ли ты, что Тухачевскому и другим… лицам из его окружения… можно безусловно доверять?
– Я считаю, товарищ Сталин, что безусловно доверять нельзя почти никому, – высказался Ежов. – Особенно в свете тех вопиющих фактов, которые за последнее время вскрыли и продолжают вскрывать следственные органы. Но на Тухачевского и его сотрудников особых сигналов пока не было…
Он раскурил погасшую трубку и прошелся по кабинету, жестом приказав наркому оставаться на месте.
– Особых сигналов, значит, не было. А не особые были? Что ты называешь «не особыми» сигналами?
– Были сигналы о критических высказываниях Тухачевского в ваш адрес, товарищ Сталин. В одном разговоре он пытался свалить на вас неудачи в войне с белополяками – вроде бы в августе одна тысяча девятьсот двадцатого года вы не выполнили указание главкома о передаче Первой Конной армии в оперативное подчинение Тухачевскому. Если бы не это, он, дескать, взял бы Варшаву…
– Старая песня! Легче всего – валить вину на других, когда сам обосрался. Что еще?
– Я могу принести сводку, товарищ Сталин…
– Без сводки не можешь? Говори что знаешь. Ты – нарком, не писарь, наизусть должен знать такие вещи!
Ежов, сидя в напряженной позе, быстро облизнул пересохшие, как от сильного жара, губы.
– Еще он говорил, товарищ Сталин, будто ваши предложения от одна тысяча девятьсот тридцать первого года о численном увеличении Красной Армии на самом деле разработаны им, Тухачевским. Он, дескать, сам их разработал и подкинул вам через Триандафиллова…
– Так. Еще что?
Ежов привел еще несколько таких же «сигналов», нес какую-то собачью чушь. В конце концов, потеряв терпение, он его прервал.
– Слушай, ты что мне голову морочишь? Я его о серьезных вещах спросил, а он мне, понимаешь, бабьи сплетни пересказывает – Тухачевский сказал то, Тухачевский сказал другое! Меня не интересует, что он сказал, меня интересует – что он сделал! Что