родичами мастера…
– Твари, – пробурчала амулетница, заглядывая под бинты. – Чуть руку мне не отъели, гады синие.
– Не отъели, а пробу взяли, – поправил Штиллер. И вдруг, не раздумывая, обнял Алисию, прижал её взлохмаченную голову к своему горлу. И почувствовал: из раздираемого одиночеством близкого существа уходит боль. – Теперь рипендамские гомункулы – немножечко ты, – прошептал он. – От гордости лопаться погоди, у нас тут ещё два дела недоделанных, – и ключник многозначительно взглянул на Софию.
Та сообщила, ковыряясь в ухе:
– Дядьки и тётки не знают, что они – Эвен. Вот и ищут, дураки! Дедушка-мастер загрустил, когда с его домиком в Лиоде беда случилась. Никому тогда его зверюшки не нужны были, ни злые, ни добрые! И все, кто к нему кашу есть приходил, разъехались. Кто в пещеры, кто в песок закопался или в болота залез. Поиграть, в лесу поохотиться не с кем. Новым чудесам нигде не учат, тролли в гости не зовут. Спросишь, почему у вурдалака уши есть, а у пескарика нету, – тут же и казнят, превратят во что-нибудь смешное или дохлое. Дедушка лечил народ немножко, гномок и еремаек, ведьминские дела, – девочка говорила степенно, по-взрослому. – А меня вот как нашёл. В Городе Ночь демоны после казни по крышам увели едва живую. Барик у Эвена лодку-самоловку украл. Плывём вместе, а дед выскочил на пристань и кричит: «Греби к берегу! Королева, будешь моей внучкой!».
Рен искал в детском личике знакомые черты Хет. Алисия тоже пыталась распознать под личиной ночеградку, мать сожжённой принцессы. Имя её почти восстановилось, а вместе с ним возвращалась прежняя личность легендарной супруги Погонщика своры. Оставалось лишь догадываться, добра от этого ждать или неприятностей.
– Когда ты в прошлый раз помер, – впервые к Биццаро обратились таким образом, и обоим даже понравилось, – дед сотворил первого гомункула-родича. Чтобы дружить!
– Это был Эммерик? – слабым голосом уточнила Алисия.
– Ага! Дядя сразу пожелал себе тётю. Дедушка долго с ней возился. Хотел сотворить новую Лену Игел, такую он уже лепил для дракона, когда Лена стала городом. Потом отложил и сделал себе маму. Нашу Бабушку. Тут он со своим игрушечным братиком в первый раз поругался. И не помирился, даже когда получилась тётя. По-моему, дед её сотворил наоборот… не для дружбы! Чтобы ругаться.
– Ты права, детка, – Зерафина стремительно ворвалась в лабораторию. – Значит, мастер – это мы? Тогда я займусь Домом. – Лицо женщины расплылось, скулы смягчились, нос выдвинулся. – По справедливости! – объяснила она невнятно, новый рот её ещё не слушался. – За всё пережитое. Особенно когда выяснилось, что мы с Эммериком не бесплодны. Все отпрыски наши рождались призраками… София, как заставить Дом меня слушаться?
Девочка протянула тётке плоского механического шушуна с пупырышками на облупленном боку. Зерафина захохотала и стала тискать шушуна, не прекращая метаморфозы. Зашуршали, проплывая мимо, комнаты.
– Благодарю, – провозгласил Эвен в изысканном женском платье, –