великий боец. – Только дрался на стороне Токугава. Хочешь мстить за смерть господина, – Мусаси не спрашивал, он утверждал и, казалось, не ждал ответа.
Дан промолчал.
– Я расскажу тебе одну историю, – проговорил Мусаси. – Однажды, когда мне был двадцать один год, знаменитый мечник Есиока Сэйдзиро вызвал меня на поединок. Я убил его. Тогда клан Есиока объявил мне кровную месть. За мной стал охотиться старший сын Сэйдзиро – Дэнситиро. Мы встретились на болоте, и я проломил ему голову тренировочным бокэном[11]. Тогда право мести перешло к младшему сыну, Ханситиро. К тому времени семья Есиока так мне надоела, что я сам разыскал Ханситиро, который учился в школе мечников, в Киото. Я пришел в додзе[12], перебил всех учителей и учеников, расправился с Ханситиро. С тех пор семья Есиока больше мне не докучает – они потеряли лицо, и сегун запретил им путь меча, теперь они красильщики.
Мусаси повернулся набок, и вскоре Дан услышал его ровное дыхание – знаменитый фехтовальщик спал. «Неудивительно, что он побеждает всех, даже не применяя боевой меч», – подумал Дан. Рост Мусаси был не меньше метра девяноста, и вес килограммов сто. Это в Японии семнадцатого века. Да ему все противники максимум по грудь. И руки у великого мечника гораздо длиннее – пока несчастные фехтовальщики пытаются достать его катаной, он просто лупит их дубинкой по башке. Дан так и не понял, к чему Мусаси рассказал ему историю про клан Есиока. Вскоре он тоже уснул.
На рассвете Мусаси подскочил, почесал в затылке, взъерошив и без того спутанные, грязные волосы, бросил на прощание:
– Не испытывай неуверенности в себе! – И зашагал прочь.
– Мудрое наставление, – заметил Карасу с дерева.
– Куда ты пропал вчера?
– Оставил тебя с сэнсэем. Тебе нужна была эта встреча, – загадочно проронил тэнгу. – Потом поймешь.
Настя
– Здесь ты будешь жить, здесь же принимать гостей. Ну-ка, встань, я посмотрю на тебя.
Настя послушно поднялась с колен. Пожилая женщина обошла ее кругом, довольно похмыкала. Цепкими пальцами взяла за подбородок, оттянула губу, посмотрела зубы. Заглянула в глаза, провела ладонью по волосам.
– Ты красива, Кумико. Это хорошо. Только вот не знаю, что делать с твоей образованностью. Она здесь только помешает.
Кумико? Настя постепенно приходила в себя. Снова не дома… Впрочем, следовало поблагодарить судьбу и Сенкевича, что сумел переправить хоть куда-то, чем сохранил ей жизнь. Она ведь почти умерла там, на Гамме-32. Еще несколько часов, а может быть, даже минут или секунд – и паразит дозрел бы, вырвался из нее, разворотив грудную клетку.
Женщина продолжала пристально смотреть ей в лицо, а руки ее шарили по плечам, бедрам, животу. Настя опустила глаза, изображая покорность – судя по высказываниям тетки, сейчас это было самое разумное поведение. Сама же постаралась включить память объекта. Это удалось без труда.
Итак, сейчас 1616 год. Она в теле пятнадцатилетней Кумико, дочери влиятельного