Паргоронские байки. Том 4. Александр Рудазов

Следил за Асвантидой, что рубила алмазы в горах, следил за Гласитаридой, что показывала листочек матери, а потом другим великанам, расспрашивала, где такие растут.

      – Хочешь, чтобы она как следует потрудилась ради обещанных знаний? – раздался гудящий голос.

      – Полученное быстро и задарма не ценится, – покачал головой Космодан. – Воспринимается как должное. Как нестоящий пустяк.

      – Истинно, – раздался другой голос. – Но ты зря крутишься вокруг великанов. Прими добрый совет, оставь их в покое.

      Космодан повернулся. Из звездной пустоты выступили две фигуры – переливающаяся синим и лиловым, с бездонными глазами-озерами, и матово-черная, с покрывающим голову хитиновым панцирем.

      Еще два бога.

      – Ты посадил здесь Мировое Древо, – сказал один. – Ты претендуешь на этот мир?

      – По праву творения, – сказал Космодан.

      – Разве ты его сотворил? – усомнился другой.

      – Не я, но пантеон, в котором я состоял. От него остался только я, так что… мое наследие.

      Боги переглянулись. Они не усомнились в словах Космодана, не потребовали доказательств, ибо сие не для богов. Если бог молвил – то молвил истину.

      – Я Марекс Волноликий, а се Савроморт Неотвратимый, – назвался переливающийся. – Мы из Пятерых Сальвана.

      – Я Космодан, – раскланялся юный бог. – Я наследник того, кого прозывали Громовержцем, так что… полагаю, теперь я Громовержец.

      – Говоришь, ты последний из своего пантеона? – спросил Савроморт. – Как это вышло?

      Космодан вздохнул, раскрывая свои воспоминания. Это причинило ему боль, но было проще показать, чем рассказывать. Он вновь окунулся в прошлое – и с ним окунулись Марекс и Савроморт.

      Вместе с ним они вспомнили… обрели знание о Пожирателе Звезд. Вспомнили тот страшный день, когда погибли остатки Пантеона, а Космодан, последний, еще совсем мальчишка, поднял оружие павшего Эльфредиора… и ударил.

      Там оставалось только добить, всю работу за него сделали остальные. Но именно он каким-то образом вобрал в себя эту волну, эту бездну высвободившейся ба-хионь – и стал богом. Молодым богом посреди выжженного мира. Посреди пекла, посреди пепла.