спросил:
– А о чём?
– Как о чём. Не знаю, о словоблудии. Об имитации действия, что ли… не знаю, как объяснить, всё время нить теряю. Все атрибуты присутствуют, я имею в виду, люди в камуфляже, разговоры и разговорчики, дамочки, вяжущие носочки солдатикам, и прочие волонтёры, – Лутковский запнулся.
– А также персонажи, которые стальным пером и золотым словом мужественно куют победу в тылу, – вяло усмехнулся Ленц. – Ну, продолжай, продолжай.
– А ну тебя в жопу.
– А ты знаешь, я ведь думал, что ты пошутил насчёт повести. Ну, вернее, не пошутил, а так… останется такая себе нереализованная тема, удобная для разговоров в кабаках. Хорошо поговорить, пофилософствовать в тылу под закуску об этом самом тыле.
– Буду писать, – убеждённо сказал Лутковский. – Только не пойму, с чего начать.
– А ты знаешь, начни с самоубийства и похорон.
– А ты знаешь, я сегодня думал над этим, – язвительно сказал Владимир.
– И что придумал?
– Да литературщина всё это. Хоть и происходило на самом деле. Вернее, вот сейчас и происходит.
– Литературщина? – засмеялся Ленц, – слушай, Володя, не обижайся, ты, конечно, классный рассказчик, но, – Ленц запнулся, подыскивая термин, – несколько гротескный, – продолжил он. – Это безусловный плюс, по-моему. Это подойдёт к твоему замыслу. Я вот что подумал… Хороший поступок, не вызванный состраданием – это социальная механика, навязанная обществом, общественным мнением, а это самое мнение только и может спекулировать социальными статусами. Хороший поступок при грамотном расчёте порой очень прибыльное дело. И общественное мнение награждает таких хорошистов весьма щедро. К тому же, как ты видишь, общественное мнение не призывает к состраданию. Или не видишь?
– Нет, ну это возмутительно, – нахмурился Лутковский.
– Конечно, возмутительно. Вот ты и возмущаешься.
– Я твоими голословными и наглыми утверждениями возмущён.
– Да? А сам-то ты сострадаешь семье этого Глоты? Может, ты сейчас рядом с ними? Может, ты рядом с семьей Глоты и у тебя сердце кровью обливается…
– Иди ты в задницу.
– Да я серьезно. Смерть – дело привычки. Наличие трупа порой не так расстраивает, как отсутствие сигарет. Вообще, смерть – хорошая тема для разговора. Она утверждает жизнь, – Ленц сорвал подувявшее соцветие сирени и дружелюбно бросил им в Лутковского. – Посмотри, какой восхитительный цветной праздник на кладбищах в поминальные дни. Какая жизнерадостная суета. Лица живых светятся по-особому. Это самый главный праздник жизни, и такой праздник может состояться только на кладбище. Мда, только там живой ощущает себя в полной мере живым. Это же целая мистерия с обильными возлияниями и закусками. Обрядами и традициями, которые соблюдаются и передаются поколениями. И, кстати, этот праздник один из самых любимых в народе. Радуница – название-то какое радостное, чистое, весёлое.
– У нас «гробки» это праздник называют, – хмуро ответил Володя.
– У вас вообще… мда, безобразие… но, всё