словами Роджер повернулся, и направился было в свою опочивальню, но Уильям остановил его:
– Отец…
Роджер замер. Уильям видел, как позади него из темноты проступали очертания висевших на каменных стенах гобеленов – родовой замок в Суффолке, портрет основателя дома де Клер Годфрида де Брионна и фамильный герб – три красные полосы на жёлтом фоне.
– Дождись меня, – негромко произнёс Уильям. Чувствовал, как в горле словно застрял ком невысказанных слов. Отец болен, и, возможно, это их последняя встреча. От этой мысли у Уильяма перехватывало дыхание.
– Я не могу обещать, – чуть помедлив, произнёс Роджер. – Это твой долг. И ты должен исполнить его. Я готов к любому варианту развития событий. Сделай всё, чтобы вернуться с честью.
Уильям почувствовал, как окаменело его лицо. Стиснув зубы, заставил себя умолкнуть. Понимал, что отец переживал не только из-за сыновей, но и из-за того, что его младшая дочь Катарина всё больше укреплялась в желании стать невестой Христовой и готовилась принять постриг. Она наотрез отказалась покинуть Кентерберийское аббатство, где её мать Сесилия помогала восстанавливать разрушенные временем и войнами стены монастыря. Вместе с монахами они трудились, переписывая манускрипты, и собирали старинную библиотеку. Мачеха иногда приезжала в Лондон, но так, как её не особо желали видеть при дворе из-за саксонского происхождения, старалась не задерживаться в городе. Тем более, Вильгельм Руфус не спешил обзавестись семьёй, и двор оставался без королевы и её свиты, больше напоминая военный лагерь в перерывах между сражениями.
Роджер не принимал участия в совете короля в Вестминстере, поэтому относительно спокойно доживал свой век в поместье на берегу Темзы. С Вильгельмом у него сложились напряжённые отношения, особенно тогда, когда сын его кузена, Ричарда Тонбриджского, в прошлом году поднял восстание под руководством графа Нортумбрии. Король подавил мятеж, но не стал лишать дом де Клер владений в Англии, однако, оттеснил от участия в государственных делах. Английская ветвь дома поддерживала младшего брата Руфуса – Генриха Боклерка, и Уильям не раз оказывался свидетелем ожесточённых споров отца с братом. Гилберт высказывался против церковной политики короля, а отец считал, что такая позиция может поставить под угрозу их семью. Всё это подтачивало здоровье Роджера.
Смерив Уильяма тяжёлым взглядом, отец покинул холл. Ещё некоторое время его тень, отбрасываемая от настенных факелов, подрагивала на каменном полу, пока не исчезла в коридоре. Уильям поднялся и подошёл к окну. Наблюдал, как ночные огни переливаются в спокойных речных водах. В Шотландии всё было совершенно иначе. Бескрайние вересковые пустоши. Туман, обволакивающий дальние горы. Узкие тропы, петляющие между холмов. Скалистый берег моря, чьи волны с грохотом разбивались об камни. Отары тучных овец, пасущихся в низине. Приземистые гнедые лошади, на которых шотландцы объезжали свои земли. Резкие порывы северного ветра,