Независимо от убеждений – атеист, даже большевик, заимевший большой пост, а значит – и деньги, встанет на этот путь. Правда, частью денег он поделится с народом. Но выпьет крови он больше, чем даст. Вот поэтому я ненавижу богатство. Оно приводит человека в нечеловеческую сущность. И для них, не бедняков, нужна революция, чтобы привести их в чувство. А для нас, бедняков – революция есть глоток воздуха, когда мы можем почувствовать себя равными. Но это иллюзия – все вернется на круги своя, и богатый будет править, а бедный снова мечтать о лучшей жизни. Такова эволюция жизни. И ее будут все время сопровождать революции как стимул развития человечества, ибо если не будет революций – мир превратится в бессловесных рыб… в лучшем случае, а то и в червей.
– Но революция уничтожит богатых и евреи останутся торговать?
– Это ты тонко заметил. Но представь, мой отец имел, да и сейчас имеет небольшую меховую мастерскую…
– Так ты из буржуев?
– Какие там буржуи, Сережа! Жили – никогда до живота не наедались, а семья-то большая – одних детей шестеро душ… а рядом бабки, деды, тетки и дяди – и всех их надо кормить. А отринуть их нельзя, кодекс еврейской общины это запрещает. И я с детства сидел в душной каморке и чистил шкурки, и расчесывал облезлый мех. Так я с детства возненавидел окружающий мир, хоть он нравился моим братьям. Видишь, какой я худой и малый, – и это оттого, что все детство вдыхал запах и пух мертвых пушных зверьков. Я это возненавидел, и захотел дышать чистым воздухом и пить если не кровь животных, то выпить кровь тех, кто мешал мне в детстве жить достойно. В основе нашей революции лежат, если хочешь, Сергей, знать, христианские, а точнее – иудейские постулаты. Мы ваш народ взяли оружием воплощения наших идей – равенства, братства, любви и красоты. Поэтому нас так много в этой революции. Мы хотим воплотить эти идеи на русской земле. А потом, когда я получил свидетельство на собственное жительство, бросил все – милую патриархальную еврейскую семью, мать, отца, братьев, сестер. Я хотел учиться, но меня арестовали. Тюрьма, сырость, блохи, клопы, а потом ссылка и голод, – все было. Поэтому я против той жизни, в которой жил, я не хочу ломаться перед другими, которые меня унижали, пусть теперь они ломаются передо мной. Может, я погибну в этой борьбе, но я заставил себя уважать всех – от царя до рабочего. И я жалею, что революция произошла только в России, а не во всем мире. Что, Сережа, задумался? Думай, это полезно. Вот мы и пришли.
Они вошли в дверь продуправы и прошли в приемную. Секретарь хотел их остановить, но Нахимский с каменным лицом отворил дверь, и они оказались в кабинете. За столом сидел председатель продовольственной управы – Осадчий, мужчина лет сорока пяти, худощавый, с резко выделяющимися вперед скулами и густыми бровями, нависшими над глубоко сидящими глазами. Вначале он начальнически-удивленно посмотрел на вошедших и хотел что-то сказать, но Нахимский опередил его:
– Мы из совета. По распоряжению Ворошилова. У нас чрезвычайные