игры в карты. Чуть не каждый вечер эти господа приходили к Сиди Тарт'ри, обыгрывали его, поедали его варенье, а ровно в десять воссылали благодарения пророку и скромно удалялись.
После ухода гостей Сиди Тарт'ри и его верная подруга проводили остаток вечера на террасе – широкой белой террасе, которая служила их дому кровлей и господствовала над городом. Вокруг множество других террас, таких же белых, озаренных тихим светом луны, уступами спускалось к морю. Ветер доносил звон гитар.
…Внезапно в вышине мягко вспыхивала ясная, как созвездие, полнозвучная мелодия: на минарете ближней мечети появлялся красавец муэдзин, и его белый силуэт отчетливо вырисовывался на темной синеве ночи; дивным голосом, разносившимся далеко кругом, он славословил аллаха.
Байя выпускала из рук гитару, и ее большие глаза, устремленные на муэдзина, казалось, жадно впивали слова молитвы. И пока длилось пение, она вся дрожала от восторга, словно восточная святая Тереса… Тартарен взволнованно смотрел на нее и думал о том, какая это, должно быть, могучая и прекрасная вера, если она способна вызывать такой молитвенный жар.
Тараскон, закрой от стыда свои очи! Твой Тартарен помышляет о вероотступничестве.
XII
Нам пишут из Тараскона
В один прекрасный день Сиди Тарт'ри под безоблачным небом, овеваемый теплым ветерком, верхом на муле возвращался на сей раз без подруги из своего садика… Раскорячив ноги, потому что мешали сумки, набитые лимонами и арбузами, сложив руки на животе и покачиваясь всем корпусом в лад трюх-трюху своего мула, убаюканный звяканьем огромных стремян, сомлевший от неги и зноя, доблестный муж ехал среди чудесной природы.
Внезапно, при въезде в город, он был пробужден громовым голосом, который его окликал:
– Такое-сякое чудо морское!.. Да никак это господин Тартарен?
Услышав свою фамилию, услышав веселые звуки южного говора, тарасконец поднял голову и увидел совсем рядом добродушное загорелое лицо Барбасу, капитана «Зуава», – капитан пил абсент и курил трубку на пороге маленькой кофейной.
– А, Барбасу, доброго здоровья! – остановив мула, воскликнул Тартарен.
Вместо ответа Барбасу вытаращил на него глаза – и давай хохотать, так хохотать, что Сиди Тарт'ри от великого смущения съехал с седла на арбузы.
– Ах, дорогой господин Тартарен, какой на вас тюрбан!.. Так, значит, вы правда заделались тэрком?.. А как плутовка Байя? Все поет «Красавицу Марко»?
– «Красавицу Марко»! – с возмущением повторил Тартарен. – Да будет вам известно, капитан, что особа, о которой вы говорите, – честная мавританская девушка, и по-французски она не знает ни слова.
– Байя? По-французски ни слова?.. Да вы что, с луны свалились?
Тут славный капитан захохотал еще громче.
Заметив, однако, что лицо у бедного Сиди Тарт'ри вытянулось, он спохватился:
– Впрочем, может быть, это другая… Я, наверно, спутал… Но только видите