и что еще ему нужно от Делии, кроме того, что она просто была в его жизни?
Объятие? Поцелуй?
Не смешите.
Короче, не дожил Борхес до «цифры».
Ну, хватит про философию. Не мое это дело.
Давай еще немного о твоих фотографиях. Вот об этой, например, которую ты делала, держа камеру, как я полагаю, в правой руке, левую оставив на руле взятой напрокат машины. Ты снимала радугу, дуга которой образовала вдали над шоссе арку-ворота. Да, конечно, мотив эффектный, но мне до радуги здесь вообще нет дела – мой взгляд держится за плоскость земли с полями, которые разрезает абсолютно прямое, ровное и противоестественно пустое четырехполосное шоссе. Вид этого шоссе, уходящего к горизонту, рождает ощущение скорости, с которой ты гнала машину, – 90 км, максимально разрешенные на этом шоссе («Ну и ладно, – хмыкнула ты, прочитав в первый раз эту надпись на албанском („Emadhe se 90 kilometra“), – ну куда, действительно, нам спешить?»), – и мы оба (ты из машины, я – перед экраном) завороженно следили бы за тем, как засасывает капот машины нескончаемую ленту асфальта, как обтекает нас неоглядное пространство плоской земли под таким же неоглядным небом.
Харассмент, или Не верьте снам
Поговорим о странностях любви.
А. Пушкин
А как им не верить?
Прожив пару месяцев в самоизоляции, я обнаружил, что сны мои стали необыкновенно яркими. И что последующий день становится еще и размышлением о том, что было со мною во сне. А ведь оно было, действительно было, а не казалось. Поневоле задумаешься о том, что означает для нас слово «реальность». То есть ясно же, что сны продолжают нашу «явь». Даже не так – не продолжают, а погружают в нее. Высвечивают содержание того, что тебе уже показывали наяву, но ты не увидел.
Ну, скажем, вчерашний мой сон, в котором я разговаривал с женщиной, – женщиной незнакомой, даже имени вспомнить не могу и при этом странно близкой, очень близкой, как если бы у нас «было».
В начале сна мы сидели на высоких стульчиках за длинной стойкой неработающего бара в пустом зале железнодорожного вокзала, немного похожего на Киевский вокзал. Высоко над нами висели белые сводчатые потолки, от наших ног вдаль уходил каменный пол, натертый до зеркального блеска. И ни одной человеческой фигуры. И там, во сне, я помнил, что на этом вокзале я уже однажды был, и потому утром, проснувшись, я полез в сеть и нашел его фотографии: там, во сне, мы сидели в зале так называемого Французского вокзала в Барселоне. Не так много «заграницы» накопил я за свою жизнь, чтобы забыть несколько часов, проведенных на этом вокзале, когда внезапная буря на побережье, порвав провода и занеся все вокруг невероятным для тамошних мест октябрьским снегом, на четыре часа остановила движение поездов.
На Французский вокзал мы приехали с ней на метро уже поздним вечером. Моей собеседнице нужно было встретить кого-то с ночного поезда.