да и не могли они мне ничего сделать. Там совсем старый дедок со своим таким же дряхлым рабом были.
– Ну какие старики? Откуда они здесь взяться-то могли? Ты что? Опять мне врешь?
Она убрала руки от лица и угрожающе посмотрела. Я поерзала, одновременно немного отодвигаясь, и возмущенно ответила:
– Это когда я тебе врала? А? Да и откуда мне знать, как они там появились и куда делись?
– Ох, Лейла, выпороть тебя надо хорошенько. – Снова тяжело вздохнула она.
А я увидела, что в уголках ее глаз стоят слезы. Мне стало стыдно. Малика ведь и правда сильно за меня переживает, а я не придумала ничего лучше этой дурацкой истории. Уж лучше бы на озарение какое сослалась.
– Ну, мамочка, не расстраивайся, все ведь и правда хорошо закончилось, – жалобно сказала я, глядя ей в глаза и прижимаясь к боку.
Некоторое время она грустно и укоризненно смотрела на меня, а потом обняла и поцеловала в лоб:
– Ох, Лейла. Когда ты смотришь на меня своими бездонными глазами, на тебя просто невозможно злиться. – А потом, немного помолчав, добавила: – И ведь знаю, что такими же глазами на Ратмира смотрела твоя мать, и он ее до сих пор не забыл, иногда даже ревную, но вот не любить тебя не могу. Пообещай мне, что больше никогда так не сделаешь?
– Конечно, мамочка.
Я расчувствовалась и сама с трудом удерживала слезы. Почему-то только сейчас я смогла себе признаться и принять, что действительно считаю Малику матерью. Той, кого в прошлой жизни и не знала вовсе. Да и была ли она – прошлая жизнь? Возможно, уже давным-давно нужно о ней забыть, принять девочку Лейлу как саму себя, перестать отгораживаться от этого мира и, наконец, стать его частью? Да, где-то глубоко внутри себя я так и не приняла это перемещение, часто горевала о прошлом, которое тем чаще возвращалось ко мне во снах, чем чаще я о нем думала. Но ведь, если задуматься, именно здесь я обрела то, о чем всегда мечтала там: семью, брата, отца и… маму. Я не сдержалась и зарыдала в голос, обхватывая ее крепче.
Этими слезами я, наконец, прощалась со своим прошлым: с миром, с бабушкой, с той Лизой, душа которой была полна одиночества и нерастраченной любви. И, поплакав, поняла, что только сейчас по-настоящему готова сказать девочке Лейле: «Здравствуй, я рада, что мы встретились, и надеюсь, что твоя душа обретет истинное счастье в следующем воплощении. А еще я сделаю все, чтобы твои родные были счастливы и никогда не поняли, какую утрату понесли».
Все это время Малика гладила меня по голове и тоже плакала. Только вот что выплакивала она? То, что не смогла меня не полюбить, или что в сердце отца всегда будет второй после моей матери? А может, какие-то другие свои женские горести? Не знаю…
Наплакавшись, мы просто тихо сидели и прижимались друг к дружке, чувствуя опустошение и легкость. Потом Малика вздохнула:
– А что мы скажем твоему отцу? Если он узнает, что я могла тебя не уберечь…
– А ничего мы ему не скажем! – Также вздохнув, ответила я.
Еще немного помолчав, Малика спросила:
– Что