мы здесь ждём? Стоит стемнеть и наши шансы выжить станут ничтожными.
– О чём вы говорите, наш долг выполнить приказ магистра.
– Стать кормом для короля кровососов?.. Нам предстоит встреча не просто с деревенским упырем, и драться с ним ночью – безумие.
– Наш единственный выход – войти в город перед самым закатом, чтобы он не успел нас учуять. Все знают план – так в чём же дело?
– На гибель нас ведёшь! – с исключительной злобой выкрикнул Дюпуа. – Город чумной, если нас не сожрут, так язва одолеет.
– Что вы предлагаете, Дюпуа? – Хаузер решил быть подчёркнуто вежлив, хотя в сердце его всё так и клокотало от гнева.
– Пока не поздно, галопом к собору, забираем церковную утварь, – а в храме есть, что взять, он славится на всю округу своим богатым убранством, – и убираемся отсюда.
– А как же монахини? Им далеко не уйти, не успеют. Вампиры их всех по дороге вырежут, – тихо, будто размышляя, сказал Пауль Хаузер.
– Да что они нам! Без жертв не обойтись. Так угодно богу.
– Мародёрство и убийство – это, что ли, твоя вера. – Пауль всё же не сдержался и перешёл на «ты». – Да, ты всегда любил только себя. При любом удобном случае грабил, наверное, и убивал. И это ты всё творил, прикрываясь одеждами ордена, собака! Мне говорили, что ты не брезгуешь грязными делами, да я верить не хотел.
Остальные крестоносцы стягивались в кольцо вокруг спорщиков. Суровые лица, горящие гневом глаза. Умирать за так никому не хотелось, но и позорно бежать, без должного оправдания, не позволял кодекс ордена. Насколько всё серьёзно многие из них поняли только оказавшись здесь, вблизи от рассадника чумы и проклятья. От Грюн-Воротеля вместе с приносимым ветром смрадом накатывали волны ледяного ужаса. Дюпуа выразил мысли, мучавшие добрую половину рыцарей. Они и сами были не без греха и часто пользовались положением – брали себе то, что приглянулось у простолюдинов по праву сильного и совесть их не мучила.
– Что???.. Хаузер, ты оскорбил меня, защищайся. – Жан вытащил из ножен меч, надел на голову свой чудной шлем и двинулся навстречу бальи отряда.
Такие разборки между рядовыми братьями были не редкостью, но стычки с высшими офицерами случались крайне редко, хотя и не являлись чем-то исключительно невообразимым.
Хаузер обнажил меч, имевший имя собственное – Пламя, получивший его за свою извилистую форму, напоминающую огненный лепесток. Противники сошлись. Страх придал Дюпуа дополнительную реактивную силу. Ринувшись в атаку, он действовал со скоростью мельницы, попавшей под порыв урагана. Оба крестоносца, закованные в новые латы, в начале боя не замечали дополнительной тяжести доспеха. Шарахали друг друга так, что от крепкого железа отлетали, осыпаясь огненным дождём, снопы сине-жёлтых искр. Дюпуа теснил балью, наскакивал с разных сторон; ему удалось сделать две зарубки – на грудной правой пластине кирасы и на наплечнике. Хаузер лишь успевал защищаться,