слышал, кроме, кажется, тиканья часов в кармане Небесного всадника. Иногда до него долетали обрывки разговора:
– Акварель «Черное солнце» в соседней комнате? Да, эта картина кисти мастера Айнира. Эти комнаты обставил он, верно, – это говорит магистр.
– Не желаете ли обставить пару комнат в багрийском стиле? У меня… то есть у Лали, княгини гатенской, прекрасная коллекция ковров и ваз. Я бы прислала… – Это жена жреца.
– Нет, в таком, черно-белом цвете почти ничего нет. Мы, багрийцы, склонны к яркости. – Снова она.
– Что же до магомеханических протезов гелиатского производства… – Это голос жреца. – То, конечно, искуственное сердце царя Исари стало прорывом в алхимии и магомеханике… Нет, о глазных протезах речи пока не идет… Там что-то с преломлением света, не знаю подробностей… Разве эуропейские целители не… Печально, печально.
– Магистр, ханьцы сочли бы вас средоточием всех превосходных качеств, данных человеку. Да вы и сами знаете, сколь безупречны…
Чей-то смех, голоса сливаются в гул. Бессмысленный обрывок диалога:
– Подумайте над моим предложением.
– Я давно подумал. Я нужен на своем месте. И иного не хочу.
– Важно другое, магистр. Нужно ли вам это место?..
Снова гул, строчки скользят перед глазами, даты, судьбы… Большие и маленькие трагедии…
– Почему вы мне помогаете, господин Исари?
– А почему я вам не должен помогать?
Глава 2
– Бездна есть пустота бытия, – сказал Герайн, устало и привычно наблюдая за тем, как его слова опавшими листьями ложатся под ноги. – Пустота бытия. Которая является собранием всех возможных форм, где каждая в равной степени пуста и жаждет наполниться.
Какой философ или маг написал эти строки? В какой книге Герайн прочел их и запомнил? Здесь, на грани между жизнью и смертью, где он застрял, не было ничего, кроме его слабого и затуманенного сознания. Не будь он магом из ордена Разума, давно бы уже растворился в липком сумраке, окружавшей его. Вокруг него была пустыня, и солнце, черное и холодное, вечно стояло в зените на сером небе. Его тело было здорово, он это чувствовал. Его кормили, поили, мыли… Кажется, даже водили гулять – он это понимал по тому, что какая-то сила мягко вела его вперед. Но ничто иное не достигало сознания. А вот тварь, которая его сюда затащила, сбежала. Вывернулась из своей нелепой, наспех собранной из обрывков людских кошмаров шкуры и была такова. Герайн оглянулся, сел на землю, подобрал иссохший лист. Его закуток бездны – самое бессмысленное из мест, где можно провести выпавшую ему на долю вечность.
– Каждая возможная форма бессмысленна и жаждет стать реальной, – снова слова улетают куда-то.
Да, жаждет. И единственный способ утолить эту жажду – выйти в реальный, материальный, тварный мир. И стать частью человеческого кошмара. Такого ужасного, что ещё во сне человек захочет умереть. И напитавшись этим страхом, как первым материнским молоком, тварь выйдет в мир, и начнется ее нежизнь, за которую она будет бороться