Роберта.
По-моему, отец это понял.
А может, даже одобрил.
Остановившись в десяти футах от двери, Френч вновь задумался о своих сыновьях, какими они были до войны: о Роберте, с его добродушной улыбкой и тихой отзывчивой натурой, и о Джейсоне, который мог быть язвительным, блистательным, а иногда и жестоким. С самого начала Гибби явно склонялся к Роберту, но куда больше походил на Джейсона, чем сам был готов признать. Он обладал теми же проницательностью и самосознанием, тем же острым умом. В сердце у Гибби, естественно, хватало места для всех, и это было единственной причиной, по которой он уже столько лет уступал совершенно безумным требованиям своей матери. Никаких девушек. Никаких занятий спортом.
– Черт возьми, Габриэла!
Рациональность не имела абсолютно никакого отношения к ее помешанной на опеке натуре. Первым призвали Роберта, а Джейсона эта участь миновала лишь потому, что тот родился на две минуты позже полуночи, из-за чего старшие оказались близнецами с разными днями рождения. Габриэла прорыдала весь день, когда Роберт отправился во Вьетнам, и весть о его гибели сломала ее окончательно. Он был первенцем и любимчиком. Габриэла никогда этого не признала бы, но ее крики сквозь слезы в темноте в ту ужасную ночь все еще отравляли воспоминания Френча.
«Это должен был быть Джейсон!»
«Это должен был быть он!»
Он уже пытался удушить в памяти эти слова, но все равно помнил, вплоть до этого дня, как они тогда разносились по дому. Как скоро после этого Джейсон завербовался в морскую пехоту?
Через два дня?
Через три?
Френч глубоко вздохнул и с силой потер руками лицо, которое показалось ему чужим и грубым у него под ладонями. Оттолкнувшись от стены, он направился к двери своей с женой спальни и заглянул внутрь. Габриэла лежала в кровати на боку. Тихонько прокравшись мимо нее, он вытащил из комода табельный пистолет и значок.
– Ты куда-то собираешься? – Она перекатилась на спину, шурша простынями.
– Я тебя разбудил?.. Прости. Давай спи дальше.
– Гибби уже в постели?
– Уложен, укрыт, подоткнут.
– А ты куда?
– На вызов, – сказал он. – Это займет какое-то время.
– А сколько сейчас времени?
– Не очень поздно. Давай спи.
Френч поцеловал ее в щеку, и она опять повернулась на бок, показав изгиб высокого плеча и копну волос. Ему стало стыдно за вранье, но если б Габриэла узнала его истинные намерения, сразу последовали бы упреки и слезы – тогда она вообще не смогла бы заснуть.
Выйдя из дома, Френч скользнул за руль и следовал по узкой двухполосной шоссейке, пока не оказался на региональной автостраде, ведущей в Шарлотт. Будучи городским копом, он всегда немного стыдился того, что живет на выселках, но в первую очередь он был отцом, а городская жизнь с каждым годом падала все ниже и ниже. Было бы легко винить во всем войну, но перемены казались куда более фундаментальными. Людей уже не волновало, что творится вокруг, как некогда. Они просто покрепче запирали свои двери и отводили взгляды от улицы. Соседи все меньше доверяли друг другу,