помимо работы с молодежью у него появилось новое увлечение – эстрада. Юморил в отдаленных домах культуры, санаториях, жилконторах. Да, это было не престижно и материально не шибко привлекательно, но зато можно было импровизировать, а точнее хулиганить, зачастую переступая все мыслимые и немыслимые границы. Разумеется, публике это безумно нравилось. И организаторам концертов тоже нравилось, хотя и не безоговорочно. Марик, все же надо поаккуратнее, говорили они, но за руки не хватали. Спустя примерно полгода его повысили. От рядового артиста сборного концерта, выступавшего с короткими номерами, он перешел в статус конферансье и теперь мог дразнить гусей сколько угодно.
Однажды, после выступления на загородной базе отдыха прядильно-ниточного комбината к нему обратился седовласый, вальяжный парторг:
– Не хотите ли поучаствовать в мальчишнике? У нашего районного партайгеноссе юбилей. Вот мы с товарищами и решили наряду с официальным чествованием затеять веселую пирушку для узкого круга соратников. Сметали достойную сметочку, вам семьдесят целковых причитается…
Марик согласился, но поставил условие: сценарий мой. С большим успехом проведя мальчишник, он в тот же вечер получил новое предложение, а потом еще и еще. Его жизнь превратилась в нескончаемый праздник, но при этом студентов не бросил. Два раза в неделю, а иногда и чаще увлеченно репетировал до поздней ночи, не забывая про атмосферу. Комедию надо делать весело, приговаривал он, обнаружив в аудитории хотя бы одну кислую физиономию. И начиналась феерия, взрывы хохота разносились по всей территории студгородка.
В 90-ые Марк Ефимович без устали развлекал новых русских, получая баснословные гонорары. Он округлился, приоделся, купил новую иномарку и переехал из малогабаритной двушки на Малой Охте в шикарную трехкомнатную квартиру на Васильевском с видом на Финский залив. А главное – это меня поражало больше всего – из робкого неудачника, каким он был совсем недавно, превратился в истинного хозяина своей и не только своей жизни.
Непринужденно, то есть как минимум на равных, разговаривал с городским начальством, крупнейшими предпринимателями, звездами шоу-бизнеса, который в постперестроечной России делал первые, но отнюдь не робкие шаги. Долго не раздумывая, он мог позвонить любому, самому титулованному, возведенному в ранг живого классика, деятелю культуры и искусства. И говорил, не расшаркиваясь, а запросто, как будто с детства имел такую возможность.
Даже общаясь с бандитами – а их среди его заказчиков было немало – держался вполне достойно. Правда, на этом и споткнулся. Опрометчиво схлестнувшись с одним из головорезов, вынужден был ретироваться, попросту говоря, бежать из страны. Сначала рванул в Израиль, благо там проживали его родственники, а потом бог знает куда. Был слух, что скрылся в Австралии.
Побег был странным и неожиданным, в том числе, наверно, и для самого Марика. Ведь конфликт с головорезом был улажен. Один из самых авторитетных, городских бандюганов, твердо сказал: мы перетерли, тебя не тронут, живи спокойно,