по освобождению нашего союзника и моего личного друга Бенито Муссолини. Сейчас нам нужно побольше таких блестящих операций. В них – сам дух СС, дух Германии. Они должны вдохновлять нацию, Скорцени.
– Готов служить, мой фюрер, – тяжело прогромыхал Отто. Он никогда не знал, как вести себя в подобных ситуациях. Любые слова давались ему сейчас крайне тяжело.
– Но о заданиях потом, – своевременно прервал разговор Гитлер. И не только из опасения, что кто-то может подслушать их. Просто не был готов к нему. – Мы поговорим об этом в ставке, штурмбаннфюрер. И знайте, Скорцени, я никогда не забуду вашей услуги…
– Жду приказа, мой фюрер.
Положив трубку, Скорцени сунул руки в карманы брюк и несколько минут смотрел в окно, покачиваясь на носках до блеска начищенных сапог.
«Он последует, этот приказ» – Гитлер не мог сказать нечто подобное просто так. А значит, в ближайшее же время нужно быть готовым… К чему? Он даже не пытался предугадать. Это невозможно. Интересно, кому фюрер поручит огласить свой приказ: Кальтенбруннеру? Шелленбергу? Гиммлеру?..
Он предпочел бы иметь дело с начальником полиции безопасности и службы безопасности (СД) Кальтенбруннером. Достаточно высокий уровень полномочий и минимум мелочной опеки – именно то, что больше всего устраивало Скорцени. Конечно, он мечтал о дне, когда будет иметь свою собственную диверсионную службу, а значит, право не отчитываться о ее и своих действиях ни перед кем, кроме фюрера. Но такого положения в службе имперской безопасности и СС еще нужно достичь.
Корабельная сирена, пробивавшаяся в его апартаменты со стороны Дуная, долго и заунывно вспахивала душу, пытаясь вернуть ей привычное течение обыденной жизни. Но Скорцени, как мог, сопротивлялся этому. Звонок фюрера все еще взывал к его амбициям к фантазии.
Впрочем, задание может оказаться настолько конфиденциальным, что получать его снова придется в кабинете фюрера в «Волчьем логове». Как это было с заданием по освобождению Муссолини. Такой вариант еще более предпочтительный. По крайней мере он, Скорцени, вновь оказался бы предоставленным самому себе. Хотя бы на время одной операции.
– Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!
Скорцени оглянулся. В комнате никого. Забывшись, он произнес это вслух. Как девиз. Впрочем, это и есть девиз. Начертанный на его родовом гербе Высшими Силами.
– Господин гауптштурмфюрер!
– С этой минуты штурмбаннфюрер, – спокойно заметил Скорцени и, выждав, пока Хеттль переварит и усвоит эту новость, жестко привел его в чувство: – Слушаю вас, Хеттль, слушаю. Вы разволновались так, словно это не меня, а вас повысили в чине.
Стоявшие за спиной Хеттля Ланцирг и лейтенант-десантник Ханске с трудом сумели сдержать смех. Да и то лишь потому, что старались пощадить самолюбие бывшего морского офицера, которому на суше действительно не очень-то везло с чинами.
– Господин Муссолини просит вас зайти, – Хеттль лично отвечал за охрану дуче, поневоле превращаясь в его адъютанта