Неужели так переживает? Пять лет не переживала.
Додумать только у меня не вышло – затрезвонила мобилка.
– Прости, – смущенно вытащила я аппарат.
Звонила Шеба:
– Ром, Санычу плохо! – задрожал ее голос в трубке.
– Что такое?
– Ром, не знаю, но это выглядит жутко.
– Да что случилось?! – подскочила я со стула, подхватывая шлем со стола. – Лар, пока!
Отметила только, как сестра удивленно раскрыла глаза на мое незатейливое бегство, но уже в коридоре вся обратилась в слух:
– Рассказывай!
– Я думаю, он что-то сожрал!
– Отравился? – неслась я к лифтам.
– Нет. У него показ на следующей неделе, а он так боится обернуться волком от переживаний, ты же знаешь… А теперь у него уши наполовину отросли, клыки…
– Что он сожрал?
– Я не знаю, достал какую-то химию, – дрожала мне в трубку Шеба. – Лежит в медбоксе, докладывает сквозь зубы!
– Я несусь! Но буду не меньше, чем через час!
Единственным моим даром была скорость. Я нарушала все мыслимые ограничения, но кустарные амулеты приютских ведьм отводили от меня худо-бедно человеческих поборников дорожных правил. Сегодня я выжала свой талант на полную мощность вместе с баком горючего и уже через час пятнадцать затормозила с пылью у пропускного пункта приюта.
– Ну быстрее! – прорычала на неторопливый шлагбаум.
– На пожар? – неодобрительно покосилась на меня охрана.
Знала бы, как он прав, снесла бы его пост на полной скорости.
Маленький медицинский корпус находился в глубине участка приюта. Когда-то здесь была конюшня. Сейчас, благодаря спонсорству богатых родителей резидентов приюта, в число коих входил и мой отец, корпус походил на маленькую европейскую больницу с просторной процедурной и несколькими палатами. Заправляла тут всем, конечно же, ведьма – Павлена Аракиевна Шульцкая. Но мы звали ее Паша. По первым буквам ее сложного трудновыговариваемого имени. Характер у нее мягкий, сочувствующий, поэтому я позволила себе эмоции на полную мощность, влетая на порог небольшой приемной:
– Где Сашка?! – потребовала с порога, направляясь прямиком в кабинет Шульцкой.
Медсестра бросилась следом:
– Они в палате. Ром…
Я резко сменила направление и бросилась в стеклянные двери рядом с кабинетом.
Саныч нашелся по звукам возни, характерному запаху псины и ругани. Я влетела на порог дальней палаты и замерла на вздох.
Зрелище было не для слабонервных. Парень корчился на кушетке, будто застряв на половине оборота – половина тела была покрыта шерстью, позвоночник выгнут дугой, кости черепа деформированы, будто вздулись, а губы изранены выступающими изо рта клыками. Саныч тяжело дышал, пялясь в потолок, периодически взвывая от манипуляций Шульцкой. Его за руки и за ноги держали подчиненные Яворского, пытаясь распнуть на кровати.
– Выйдите отсюда! – рявкнул на меня один, но я и не подумала слушаться, приблизившись к другу:
– Саша, я приехала! – выдохнула,