Каль не любил, считая свое время неизмеримо большей ценностью, чем окружавших его людей, – весьма древний социальный маркер, который он считал делом чести тщательно поддерживать. Терпению полагалось играть важную роль для среднего класса трудяг, но отнюдь не для таких, как он.
Контроль прошел быстро, точностью Каль тоже очень дорожил. Все предметы, в отношении которых требовалась проверка службы безопасности, располагались в строго отведенных им местах и в надлежащем порядке. Минут через десять после приезда в аэропорт он уже входил в зал выхода на посадку, вступая в непростой, деликатный мир.
Каль летел в Канн на Всемирный фестиваль рекламы. Тем утром на борт лайнера «Airbus А321» вылетом в 8 часов 25 минут предстояло подняться его многочисленным коллегам – мужчинам и женщинам, трудившимся в сфере рекламы, маркетинга и цифровых технологий. Все они символизировали собой небольшую семью – счастливый плод глобализации. Семью очень разнородную, не объединенную ни общими верованиями, ни культурой, ни историей, но при этом понимающую правила игры и умеющую ориентировать их на получение прибыли. В глубинах этого микрокосма Каль воплощал собой признанного профессионала, вызывавшего восхищение, но в первую очередь – зависть. Он привлекал к себе взгляды, а самые дерзкие, как правило, старались вступить с ним в контакт.
Каль ненавидел терять попусту время, в том числе и на обмен банальностями с посредственностями, неспособными удержаться от того, чтобы на несколько секунд, а то и минут, завладеть его вниманием. Он ступал на территорию, где его толкали вперед амбиции. Юные годы позволили Калю составить ясное и однозначное представление о человеческом роде, которое, по большому счету, давно и по праву наполняло его холодным отвращением. Это касалось как физических обязательств, сотканных из плоти и крови, так и общественных, которые, собственно, и составляли человечество. Он балансировал на грани анархизма, при котором больше ничем не сдерживаются отношения с позиций чистой, идеальной силы.
Еще издали Каль заметил несколько знакомых лиц.
Первое из них принадлежало мужчине хрупкого телосложения с лысым черепом, в плохо скроенном костюме и старомодных очках. Каль относил его к разряду чиновников. Людей он классифицировал точно также, как сегменты маркетинга. С одной стороны, это было для него игрой, чем-то вроде интеллектуальной гимнастики, позволяющей постоянно подвергать проверке способность выделять в человеке главное, с другой – реакцией психики на полную неспособность запоминать имена, несмотря на отличную память. Поэтому фамилии коллег ему заменяли их общественные стереотипы.
Чиновник тоже перво-наперво увидел Каля. Его лисья физиономия отличалась резкими, бросавшимися в глаза чертами, наверняка представляя следствие культурного дарвинизма. Он был пиявкой, вечно жаждавшей к кому-нибудь присосаться. Не из потребности в человеческом общении, а потому, что другие обладали способностью платить. Счета за понесенные им расходы никогда не превышали двадцати евро, у него