и ставит локти по обе стороны от моей головы, чтобы не придавить своим весом. Все! В ловушке. В сладком плену… Затем следует безумный нежно-сладостный поцелуй, от которого слетают все барьеры и запреты. Хаотично глажу широкую спину, царапаю гладкую кожу. Как хорошо! Разве так бывает?! В голову приходит дурная мысль: и почему я раньше этого не сделала? Если бы только я знала… Голова мечется по подушке. Длинные темные пряди моих волос рекой растекаются по белоснежной наволочке. Мысли уже давно уплыли, покинули мое разгоряченное тело, на котором так искусно «играет» Садулаев. Он словно виртуозный музыкант, перебирающий струны гитары, дразнит и изучает опытными пальцами каждую частичку моего тела.
– Еще! – молю. – Только не останавливайся!
Ещё одно мгновение сладкого дурмана и меня как будто скидывают с небес на грешную землю. Сильная резкая боль растекается по бёдрам, поднимаясь вверх к животу. Она заставляет задохнуться. Вскрикиваю в шоке, лихорадочно пытаясь выбраться из крепких объятий, что уже кажутся медвежьим капканом. Он не дает двинуться, продолжая «пытать» своей любовью, что так восхваляют в фильмах. Несколько минут боли растягиваются в бесконечный ад. Когда пытка окончена, я почти плачу от облегчения. Пытаюсь вновь оттолкнуть мужчину, но он не сдвигается и на миллиметр.
– Подожди, милая, а то будет больнее, – слышится наконец сквозь мои стенания хриплый обеспокоенный голос Давида. – Глупышка! Почему не сказала мне, что девственница? – в голосе мужчины отчетливо слышно сожаление.
Между тем, я успеваю чутко уловить и что-то похожее на гордость. То, что стал первым… Единственным завоевателем этой неприступной крепости. Реальность, словно бетонная плита, с размаху обрушивается на меня сверху. Даже откуда-то берутся силы, чтобы достаточно ощутимо ударить кулачком по широкому неподатливому плечу. Все, что мне хочется в этом момент, чтобы эта махина слезла меня и избавила от раздирающей боли.
– Пусти меня!
На смену шоку приходит осознание катастрофы случившегося. Тянусь к выключателю. Комнату заполняет мягкий тёплый свет. Замираю у изголовья кровати, смотрю затравленным зверьком. Глаза размером с блюдца направлены на… Давида Садулаева. Чёрные, слово у самого дьявола, глаза глядят на меня настороженно, словно не зная, чего ожидать. Длинные смоляные ресницы дрогнули, и взгляд мужчины переместился с лица на мою грудь. Тяжело дыша, дёргаю на себя простынь нежно-кремового цвета, чтобы хоть как-то прикрыть дрожащее от пережитого тело от горящего взгляда Садулаева.
– Ты… ты… – с саднящих, искусанных до крови губ слетают
возмущённые нечленораздельные звуки.
Не могу взять себя в руки. Меня буквально трясет! Не получается протолкнуть и на миллиметр ком обиды и возмущения в горле. Так глупо отдала свой «цветочек»! Еще и этому… гаду! Мирьям Юсупова, ты дура! Нет, трижды дура! А он, он…
– Сволочь! – злые слезы брызжут из глаз, щеки лихорадочно горят, заливаясь алой