его собственный «внутренний мир» душевной жизни является для него тою слепою протекающей вперед действительностью, которую он не успевает схватить и которую только провожает глазами. Тогда он может действовать лишь на авось, ощупью; и самое решение действовать в таком положении будет уже отступлением от основного идеала априорного знания поля сражения.
Впрочем, пусть основные нравственные чувствования определяли ему эту его деятельность. Там, где не видно конца цепи причин и деятелей, надлежит начать с самоотрицания. В противном случае погрузишься в a priori непонятную и безнравственную, эту древнюю и мутную реку действительности, – Сансару.
Отождествление, «распределение» действительности и Сансары – вот основная логическая ошибка Шопенгауэра.
Вот наша проклятая русская жизнь; бьешься выбиться из нее, эмансипироваться от этой давящей традиции под золотыми главами луковиц в смазанных сапогах со скрипом, а она сулит тебе мирную «домостройщину» с игуменством над «домом своим». Только сбежишь от непрошенных учителей, лезущих с постригальными ножищами, – следуя правилу: «камень вместо хлеба», как налетаешь на идиотские оржаные снопы, это вместо письменного-то стола!..
Всенощная, 5 гл <ас>. 17 июля
Как индивидуальный организм, полный жизни и здоровья, воспринимая множество различных элементов, лишь ассимилирует, перерабатывает их, все-таки торжествуя над ними, так и общественный организм до времени только растет под влиянием массы наплывающих элементов и лишь потом, в старости, начинает чувствовать их антагонизм. До времени великое нравственное существо христианства свободно и органически срослось с позднейшим гносисом, с хитрой диалектикой и догматикой восточных школ. Только потому в наше время начинает ощущаться разнородность этих начал и случайность их связи.
Представьте мое положение: я нашел друга, которого искренне люблю и уважаю, которым дорожу, потерять которого мне смертельно тяжело; и этот друг – девушка… Как хитра, как мудра по-змеиному природа! Ты потерял мать, ты скорбишь в мире, не имея более материнской груди, на которой мог бы с отрадой выплакать все, что накопилось горького. Вот тебе, однако, добрая замена этой потери – грудь девушки, тебя любящей: она выслушает тебя, даст тебе выплакаться у нее на руках, она тебя утешит… Но за то! За то, за это столь дорогое и исключительное повторение тебе материнской груди ты должен дать и приготовить Природе новых людей: за услугу – услуга, долг платежом красен…
Я испытываю великое удовлетворение, переживая идеи и чувства, поставленные руководящими святыми отцами. Но я не могу оправдать их именно в качестве руководящих – философски. Между тем, дело может войти в колею, в инерцию, я могу войти в рутину, – это дальнейшее продолжение уже начатого здания, – лишь твердо укрепив основание, укрепить же его и избежать скороспелой инерции и неосмысленной рутины, – я думаю, –