Божией жизни именно в той самой Насте, которой органически желаешь более всего добра. Вот мысль, дающая мне теперь средство различить собственный эгоистический элемент от объективного в моем тяготении к Насте, дающая силы бодро повернуть на ту дорогу, которую теперь мне укажут обстоятельства.
Когда я вспоминаю, что тот Бог, во имя служения которому я ушел бы теперь из-под крова Половцевых, есть Бог и Настя, я чувствую как покидает меня мучительное сомнение, какой путь избрать.
Задача продолжает быть трудной и мучительной там, где надо быть «мудрым, как змея», где надо открыть еще, где более осуществится Божия жизнь; ведь не можем же мы, в самом деле, видеть Бога в судьбе, не можем рискнуть на такой искусственный прием, – видеть Его перст в билетике, какой выкинется первый из двух. Мы знаем Божию жизнь в идее, не в ощущении; освещать же себе путь идеею, стоять, таким образом, на бдительнейшей нравственной и умственной страже, – это дело великого труда и подвига.
Искусственное воплощение Божией жизни в случайное вынутие билетика – это такое же «упрощение» действительности с практическими целями, как и «механическое истолкование мира» вместо провиденциального его понимания, живого религиозного его понимания.
Во всяком случае, и то верно, что раз Бог заставил меня встретиться с такою прекрасною формою жизни действительности, как это милое существо – Настя, Божия жизнь стала для меня немыслимой без Насти. В этом моя вечная связь с Настей.
Когда мы поймем, что не может же Божия жизнь находить свое осуществление в наших близких, в этой детской и слишком уж простенькой «механике атомов», мы поймем и идею бессмертия их, – наших близких, – в бессмертии, вечности нашей связи с ними, в вечной невозможности для нас осуществления Божией жизни без них; мы поймем тогда силу и смысл аргумента: «Бог не есть Бог мертвых, но живых»…
6 августа
На нас – теперешних богословах – лежит великая задача разрешить наконец вопрос, который назревал все это время и, кажется, достаточно назрел, оставаясь, впрочем, вопросом: остается ли для нашего сознания христианство непреложной истиной, или же наша прогрессирующая культура уже оторвалась от своего исторического лона христианства к самостоятельной жизни; в последнем случае, если общее подозрение в этом смысле оправдается, именно богословам-то и предстоит почин провозгласить выяснившийся факт ко всеобщему и несомненному сведению человечества.
Итак, вот где острое и живое место богословской работы в современной умственной жизни.
6 августа
До сих пор в целом миросозерцании я был в традиции исторической – с одной стороны, Каптовой философии – с другой. Они давали мне задачи, они вдохновляли меня. Если есть у меня прогресс за этот год, то он выразился в продолжении моего освобождения из-под зависимости той и другой, начатого в кандидатском сочинении.
8 августа
Беловатые