подозревала за вами таких качеств! – проговорила гувернантка, сорвав ветку чего-то и отмахиваясь ею от комаров.
– Эти качества держал я в тайнике души моей, Вера Николавна, но весна их вызвала наружу. Они забурлили и кипучим ключом хлынули перед вами. Заметьте их, обратите на них внимание…
Барин млел. Гувернантка коварно улыбалась.
– Ах, проклятые комары! Как они надоедают! – сказала она.
– О, как бы желал я быть этим проклятым комаром, чтобы прильнуть к вашей лилейной шейке! Счастливец! – вздохнул барин.
– Но я убила этого счастливца. Вот он раздавленный.
– Но он уже насладился. А насладиться и умереть – это блаженство. Я готов. Где? Когда? Назначьте… Назначьте и после растопчите меня! – возвысил голос барин, завращал зрачками и ударил себя в грудь, как в литавру.
– Тише вы! Сумасшедший! Вон жена ваша с балкона смотрит, и даже мосье Серж на нас уставился.
Барин обдернул пальто, заложил руку за борт и самым невинным образом затрубил что-то на губах, поглядывая сквозь палисадник на улицу.
– Чувствуете ли вы, Елена Павловна, эту распускающуюся природу? – спрашивал на балконе мосье Серж, наклонясь к худой и бледной даме с безжизненными серыми глазами. – Жизнь так и бьет ключом. Все манит… манит…
– Пощадите мои нервы, Серж, оставьте… – шепчет дама. – Да, не среди здешних тундр мечтала я встретить весну, а под голубым небом Италии, но муж, бесчувственный муж… О, я отплачу ему!
– Все возрождающееся, все юное везде прекрасно! И северные белокурые ночи имеют свою прелесть, ежели…
– Что ежели?
– Ежели есть около человек, который может согреть пламенем любви…
– Но где этот человек?.. Я не вижу его. В том человеке, который предназначен мне, я не вижу ничего как черствую корку нищего.
– Но есть же, Елена Павловна, и кроме его возвышенные души, способные понимать поэтическую женщину… боготворить ее идеалы, страдать с нею и восторгаться.
– И вы это утверждаете?
– Говорю положительно. Элен, ты не рассердишься? Но плотина прорвалась… Я из числа тех людей!.. Люби меня! Люби! И я буду твой навек! – воскликнул Серж.
– Прочь руку! Прочь! Безумец! Разве вы не видите, что на нас смотрит муж?
– Я обессилен, Элен!
– Но отойдите же, наконец, подальше!
– Когда и где?
– Завтра, в городе, у фотографа Шельменштерна, в два часа дня.
– Мерси!
И Серж тоненькой фистулой запел мизерере из «Трубадура».
Набег на тараканов
– Все ли у вас готово? – восклицал отставной квартальный Никон Ульяныч Караулов, занимавшийся частной адвокатурой, и при этом лицо его приняло зверски-воинственный вид.
– Все, все готово! Иди только сам. Кухарка налила уже в два таза горячей воды, – откликнулась жена, пожилая женщина в юбке, ночной кофточке и с крысиным хвостиком вместо косы на затылке.
– Крылья-то припасли ли для обметанья?
– Припасли, припасли. Пять крыльев у нас. Полагаю, что этого будет достаточно.
– Пять