темно, чтобы увидеть это, но у меня не белая кожа. Моя мать была с Гавайев.
Ну разумеется, она сразу заподозрила в нем полинезийскую кровь. Об этом кричали его высокий лоб, выдающиеся скулы, красивейшие полные губы, густые темные волосы и кожа, поцелованная солнцем и ветром.
Но в настоящий момент она сосредоточилась на слове «была».
Это слово было наполнено горечью, и у нее сжалось сердце от сочувствия его горю, его потере.
– А ваш отец?
– Мой отец был подонком.
Его лицо потемнело, и это тоже эхом отозвалось в ней.
Она кивнула.
– Вы не женоненавистник. Точнее, вы не испытываете ненависти ко всем женщинам. Потому что когда я только пришла сюда, вы с татуированной барменшей практически пожирали друг друга глазами. Значит, дело во мне. Что-то во мне выводит вас из себя с того момента, как я села рядом и открыла свой рот.
Он ничего не сказал, но опрокинул свой стакан с виски.
– Может, дело в татуировках? – Мика постучала пальцами по стойке бара. – Но вы же не знаете, может быть, под этим брючным костюмом я вся покрыта рисунками? – И тут до нее дошло, и она выпрямилась. – Вот оно что? Брючный костюм. Вы решили, что я намерена пуститься во все тяжкие?
Он по-прежнему молчал. Не стал подтверждать ее догадку.
Но и не опровергал.
И это причинило ей боль. Хотя он был совершенным незнакомцем, и она даже не знала его фамилии.
– Вы совсем меня не знаете, – прошептала она.
– Тогда расскажите мне, зачем вы пришли сюда. – Он оперся локтем о стойку бара и наклонился к ней. Она уловила исходивший от него запах хвойного леса. – И на этот раз не лгите, – добавил он мягко, что менее наблюдательный человек счел бы за доброту. И этот человек был бы идиотом.
Ей хотелось сказать ему, чтобы он катился к черту. Она не обязана отчитываться перед ним, он этого не стоит.
Но в глубине души ей хотелось… нет, ей было необходимо доказать ему, что он заблуждается на ее счет. Ей хотелось поделиться с этим мужчиной, которого она больше никогда не увидит, тем, чем она не могла бы поделиться ни с кем другим. Может быть, именно потому, что она его больше не увидит. Он не сможет использовать ее откровения против нее. Не сможет назвать ее неблагодарной или неверной.
Ей необходимо было быть честной. Хотя бы раз в жизни быть честной с кем-то и с самой собой.
– Моя семья, – выпалила она прежде, чем успела подумать. – Я прячусь от моей семьи.
Мика могла рассказать ему гораздо больше. О том, как с той минуты, когда приземлилась в аэропорту, родители непрерывно звонили ей с требованием срочно ехать к ним, чтобы присутствовать на званом ужине. И их не волновало, что она устала после восьмичасового перелета и недели деловых переговоров. Никто не сказал ей «рады видеть тебя», или «мы по тебе скучали». Просто потребовали, чтобы она срочно приехала к ним, потому что у них нечетное количество гостей за столом, а Дженет Холловей привела с собой сына, который занимается инвестициями. «И пожалуйста, приведи себя в порядок и, ради бога, не смущай гостей рассказами о своей