Только в качестве разумения цвета имеется постижение электромагнитной волны или фотона. Цвет, дающий нам о чем поразмыслить, есть то, что приводит нас к электромагнитной волне или фотону. Не будь этого «дать о чем поразмыслить», не было бы никакого постижения потустороннего; в лучшем случае имелось бы одно посюстороннее вслед за другим посюсторонним. Я имею в виду не только тот тип «потустороннего», о котором я говорил. Ведь потустороннее – не просто теоретическое понятие, каковыми являются волна или фотон. Потустороннее может быть также тем, чем созидается роман: он не созидался бы, если бы данное реальное не давало мне о чем поразмыслить. То же самое можно сказать о поэзии: поэт пишет, потому что вещи дают ему о чем поразмыслить; и то, что он таким образом о них мыслит, и есть его поэзия. Будет ли таким образом постигаемое теоретически концептуализированной реальностью, вымышленной реальностью или реальностью поэтической, это не меняет сути постижения как разума. Метафора – лишь один из типов моего разумения вещей. То, что постигается по ту сторону, есть просто постижение того, о чем посюстороннее, будучи постигнутым, дает нам поразмыслить. Поэтому постижение потустороннего есть разумение: глубинное постижение реального. Но разум, мой разум, заключает в себе еще два сущностно важных конститутивных момента.
Второй момент. – Разум, повторяю, есть глубинное постижение реального; но такое постижение осуществляется в уже предварительно постигнутой посюсторонней реальности. Эта предварительно постигнутая реальность – не просто «среда» постижения, но нечто иное: «мера» постижения. Любая реальность есть реальность, конститутивно измеряемая в качестве реальной. Что это означает?
Любое реальное, как реальное, будет конститутивно соответственным. Эта соответственность есть мир. Мир – это единство соответственности реального как реального. Стало быть, любое реальное – именно потому, что оно реально, то есть по причине своей формальности реальности – в точном и формальном смысле есть мир. В силу этого такое мирское соответствие обращается, если можно так выразиться, на каждую реальную вещь совершенно определенным способом: каждая вещь предъявляется нам тогда как форма и модус реальности, детерминированные сообразно соответственной формальности. Такая детерминация и есть мера. Следовательно, реальность – это не просто формальность, которой конституируется «само по себе», «в собственном смысле», но сама мера, сообразно которой каждая реальная вещь является реальной, «самой по себе». Мера – это не реляционное единство реальных вещей; наоборот, мера в каждой вещи есть следствие самого соответствия вещи. Только потому, что реальность, как таковая, соответственна, – только поэтому ее формальность служит мерой ее собственной реальности. Реальное – это реальность, но измеряемая в своей реальности своей собственной формальностью реальности. Так вот, разум – это не только глубинное постижение реального, но и постижение