на рынке, не есть установление еще не существующей ценности, но только отыскание этой скрытой цены, существующей уже, но никому не известной вследствие неизвестности ни точной цифры предлагаемого, ни точной цифры спрашиваемого. Что эта ценность действительно возникает ранее происходящего торга и одновременно с появлением на рынке спрашиваемого и предлагаемого, в этом можно убедиться, мысленно увеличивая в точное число раз оба члена соотношения: так, всякая цена точно увеличивается в 2. 3…m раз, когда продукт спрашивается в 2. 3…m раз более, и уменьшается точно в 2. 3…n раза, когда в 2. 3…n раза более против обыкновенного увеличивается его предложение; т. е. цена находится в точном прямом отношении к спросу и в обратном отношении к предложению; но если она есть только результат отношения этих двух элементов, то ясно, что раз существуют они, существует и их соотношение, т. е. цена; или, что то же, – причина и следствие сосуществуют.
В мире физическом проницаемость вещества есть следствие его атомности; и однако, это следствие не появляется после своей причины, а эта причина не предшествует своему следствию, но они существуют одновременно.
Наконец, – и это самое важное – существующие определения причинности совершенно не выражают сущности этого явления, но только указывают на (мнимо) постоянный и исключительный признак его – на то, что один член этого явления всегда предшествует другому и что это отношение их имеет характер безусловный. Ясно, что это только наружная сторона явления, скрывающая под собою внутреннюю природу его – ту природу, которая и производит этот признак, и объясняет его. В этих определениях, носящих все признаки простого знания, самое содержимое их является непонятным, случайным, временным: из них не видно ни того, почему причина предшествует следствию, ни того, что она всегда необходимо будет предшествовать ему. До какой степени несовершенны эти определения, это показывает самая история постепенного совершенствования их: они изменялись, улучшаясь по мере того, как путем внимательного наблюдения открывалось, что есть явления причинности, не подходящие под данное сделанное определение; или, наоборот, что есть факты, подходящие под это определение и тем не менее не соединенные причинною связью. Так, Рид, критикуя определение причинности, сделанное Юмом, указал на постоянное преемство дня и ночи, которое, однако, не есть причинное преемство. Спрашивается, какое значение имеет определение, когда предмет определяемый (существующие причины) распознается не по сравнению с ним, а по чему-то другому, в нем опущенному, и при том с такою легкостью и достоверностью, что ни на минуту не возникает сомнения в том, что не это распознавание неверно, но неверно определение. Ясно, что сущность причинности, для всех простая и очевидная (иначе не было бы так легко распознавать явления, в которых она проявляется) по непонятной причине пропущена в определении, и в него вошло только то внешнее, что обыкновенно замечалось в явлениях причинной связи, но по чему они