друг о друге.
И я хватала воздух жарким ртом,
Изнемогая в вымышленном круге.
Свои стихи я помню наизусть.
Мне иногда случались сны, в которых
Вода была солёною на вкус
(Что наяву порой казался горек).
Я полагала прежде, что вина
Была нужна лишь в качестве приправы.
А вот теперь – сама увлечена,
И мы опять по-своему неправы.
Ведь мне себя хотелось утомить,
Чтобы не думать больше, листопада
Не ворошить, не ткать златую нить —
В конце концов, зачем мне это надо?
Стремилась быть прямее и честней.
Но холод влёк, прокрадываясь в спальню.
И мне хотелось ветра и огней —
Мечта была отчаянно реальна.
В своей тоске по праведной земле,
По чистоте, по ясным горним высям —
Здесь мы зависим. Капли на стекле.
И я ждала твоих коротких писем.
Об этом можно много говорить,
Есть риск уйти в пространство размышлений.
А я старею. Лабиринт внутри
Не разгадать за приступами лени.
То мерно тлеть, то медленно гореть,
Пуская струйки дыма, строк ручьи вот.
А там – молчим, что, продлеваясь впредь,
Становится весьма красноречивым…
«Не найти никакого предела…»
Не найти никакого предела
Перспективе любви и огня.
Я добилась того, что хотела:
Странник сумрака ищет меня.
В тридцать девять испытывать голод,
Вероятно, непросто. А мне
Снова кажется пасмурным город,
Что сентябрьским тоскливей вдвойне.
Мне его, по традиции, жаль; не
То чтоб жду от него смс.
И нужна мне отнюдь не реальность,
А её поэтический срез.
Но когда пробегает по коже
Дрожь желаний, без сна до утра,
Мы хотим одного и того же,
И меня увлекает игра.
Я ласкаю красивые кудри,
Узнаю дорогие духи.
Посвятить ведь стихи мне нетрудно —
Мне легко удаются стихи.
Мы порочны и сдержанны вместе;
И неправы, и правы вполне.
Сны мостов и колеблемых лестниц
Слишком долго теснились во мне…
«Окна больницы выходят к трамвайным путям…»
Окна больницы выходят к трамвайным путям.
Не удаётся нащупать простую тропу. Ты
В мире реальном – в другом отделении. Там
Странные опыты и отношения-путы.
Мерны земные минуты. За окнами май.
Льются седого дождя голубиные струи.
Зелень деревьев кудрявится. Ржавый трамвай
Гулко стучит. Пациентка зовёт медсестру. И
Серое небо над всем, что лежит на весах.
Списан архив, но заветных тетрадей не сжечь им.
Жалость, печаль. Что-то общее есть в голосах
Неумолимо и скоро