что люди, не успевшие вдохнуть пьянящий аромат пороха, заранее почувствовали смрадный запах пожарищ и зловоние, несущееся с заваленных трупами полей. Они были уверены, что наши войска проходят по их территории и идут дальше на восток не только ради того, чтобы вступить в Берлин и покрыть себя неувядаемой славой. Миссию французской армии местные жители видели в первую очередь в том, чтобы защитить их дома, имущество и детей от врага, находившегося всего лишь в нескольких лье от лотарингских городов и деревень. Этот враг был давно им известен. Жители Лотарингии помнили, как вражеские солдаты бесцеремонно врывались в их деревни и занимали места у семейных очагов, потому что их отцы еще при прежнем Наполеоне оказались не в состоянии защитить землю своих предков. Обстановка в этих краях всегда оставалась напряженной, но люди, несмотря ни на что, продолжали жить на своей родной земле. С тех времен не проходило и дня, чтобы местные жители не сталкивались с этими наглыми пруссаками. Они понимали, сколь велика военная мощь врага, но были твердо убеждены, что скоро наступит час великой победы французского оружия. Звуки военных горнов они воспринимали отнюдь не как приглашение к прогулке на Берлин, а как призыв к началу страшной кровавой бойни. Но по какой земле она пройдет? Быть может, уже завтра начнутся бои на берегах Рейна, а возможно, через месяц война пронесется по их полям и лесам. Каков же будет ее итог? Как известно, Франция тешила себя надеждой захватить рейнские провинции, а Пруссия, в свою очередь, намеревалась оккупировать Вогезы. Из этого следовало, что на глазах местных жителей обязательно разыграется партия, в которой на кону будет стоять их собственная судьба. Именно по этой причине совершенно по-особенному, не как в других местах, а искренне и по-братски они встречали солдат, проходивших через их города и деревни. В Меце, в Понт-а-Муссоне, в Нанси, Весуле, Мюлузе, во многих других городах и селах жители сами организовали раздачу солдатам съестных припасов, денег и разных необходимых вещей. Кто-то выдавал сто су на табачок, кто-то приносил ветчину, закопченную в домашнем очаге, которую отложили до церковного праздника, чтобы полакомиться с друзьями. Но разве сейчас те, кто шагал мимо их домов с ранцами за плечами, не стали их близкими друзьями?
Как только слышался звук приближавшегося воинского эшелона, или раздавался хриплый гудок громадного локомотива, все немедленно бежали на станцию, и солдаты, едва выскочив из вагонов, сразу обнаруживали на платформах женщин, юных девушек и сестер милосердия с корзинами, доверху наполненными хлебом, колбасой, сигаретами или табаком, а кто-нибудь из встречающих спешил налить в солдатские бидоны вино, пиво или кофе. Поезд еще не успевал остановиться, а зуавы[41] уже выпрыгивали из вагонов, украшенных зелеными ветками, и набивали провизией бездонные карманы своих шаровар. Зато алжирские стрелки, словно бронзовые статуи, стояли на месте в напряженных позах с серьезным выражением лиц и ждали, когда к ним подойдут встречающие, а поняв, что им предлагают угощение, прикладывали руку к сердцу и улыбались, сверкая