И вот по наущенью
Оратора они на нас с ножом,
А там и дочь не пощадят, конечно…
Не успел я войти в кабинет, как Анжела захлопотала с порога:
– ВасильЕвгеньич, я вам там всё включила, только «Начать конференцию» кнопочка осталась. Чашечку поставила, но он еще горяченький, вы его сразу не пейте. А еще печеньку положила – это вам мама моя передала, сама пекла утром…
– Спасибо-спасибо, Анжела.
Захлопнул дверь, запер кабинет на ключ, стянул маску – и наконец-то сладко чихнул, несколько раз подряд. Не-вы-но-си-мо. Чихать и кашлять – такие скромные проявления человеческой жизнедеятельности стали делом запретным, интимным, фактически непристойным. Отныне чихнуть без маски в общественном месте приравнивается к публичному мочеиспусканию. Мы толком не успели разобраться с отношением к публичному кормлению младенцев, а теперь придется устраивать публичные дискуссии по публичному чиханию, хоть конференцию созывай «20-е годы XXI века: новые угрозы и вызовы в публичном пространстве».
В Академии дан приказ гонять безмасочников из числа студентов и преподавателей, так что приходится не просто соответствовать – подавать пример. Даже бороденку сбрить пришлось: главное, чтобы масочка сидела. Анжела говорит, помолодел лет на десять. Льстит, конечно. Однако и правда изменился: в коридорах не узнаю́т, не здороваются…
Хотя кто сейчас с кем здоровается? Ходим тенями вдоль стен, сами не разговариваем, других пугаем – как будто смерть уже среди нас и мы робеем звук подать, позабыв, что смерть не имеет к нам отношения: когда есть мы, нет ее, а когда есть она – нет нас. На лекции в этом месте я всегда шучу о доме и гноме, но чем моложе студенты, тем реже они понимают, о чем я, хотя студенты не молодеют, это старею я – старый гном со своими старыми шутками.
Шутки про мертвые души больше не шутки. «Лучше б хотел я, живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь, над бездушными мертвыми царствовать, мертвый…»[28] На лекциях особенно томительно. Сначала приходил в поточную аудиторию, думал, привычка сработает – всё будет проще настроиться. Оказалось, что нет, от привычки только хуже: сидишь один перед зияющей пустотой, как будто в эхокамере, и голос отпружинивает от стен, возвращается к тебе чужим, а перед тобой не люди – кружочки и квадратики, и это те же студенты, умом понимаешь, но всё же видишь композицию Кандинского глазами человека, привыкшего к «Утру в сосновом лесу». Из дома вести и того хуже; по весне хватило высиживаний, когда из квартиры месяцами не выбираешься, так что уже не различаешь: со студентами разговариваешь или сам с собой; так и последнего рассудка лишиться немудрено.
Потом молодые коллеги подсказали: задавайте вопросы, предлагайте писать варианты или приводить примеры в чат, дискутируйте, реагируйте на ответы – всё сподручнее, ребятам и самим мучительно перед экраном просто так сидеть. И правда, полегчало как-то. Такое время, что я молодых