родной моей кафедре, и я понимала, что если не поставить заслон между собой и окружавшем меня в отделении неизбывном человеческом горем, то можно запросто свихнуться. Об этом предупреждали меня родители. Об этом говорила судьба моей старшей сестры. Я не хотела становиться чудачкой, как она, моим единственным желанием было – остаться самой собой. И мне помогали в этом две вещи: во-первых, умение отстраниться и трезво проанализировать те причины, которые довели моего пациента до его нынешнего состояния. Когда я этим занималась, я все более и более отчетливо понимала, что неудачниками не рождаются, а становятся, и что не бывает несчастной судьбы – бывает соответствующий характер. И, конечно, меня спасало чувство юмора – куда бы я без него делась? Вчитываясь в записи Алиного дневника, я все больше и больше убеждалась, что и сестра моя не чужда была иронии по отношению к своим обожаемым пациентам:
"10 янв. Неделю назад поступил больной Калинкин.
Забавный паренек лет двадцати трех – долго рассказывал
мне про экстрасенсорику (очень этим увлекается и считает
себя экстрасенсом). По его словам, если экстрасенсы
собираются вместе и начинают работать на кого-то "в
плюс", то этому человеку добавляется сил и здоровья, если
же "в минус" – то он болеет и умирает. Так, небольшая
группа его единомышленников (он тогда еще не был
"посвященным") работала на Брежнева "в минус" – и, как
известно, он умер. Я про себя подумала: долго же им
пришлось трудиться! Андропова они любили, а с Черненко
попытаются расправиться – и он, Коля Калинкин, приложит к
этому свои пусть еще не совсем развитые, но все же силы.
Он не псих, просто наивный инфантил, и к нам поступил,
так как был на грани суицида – жена бросила. Я
посоветовала ему держать язык за зубами, дабы не нажить
себе более крупных неприятностей, чем уход жены. Увы,
вчера он нарушил режим: не ночевал в отделении, а
где был – не говорит, молчит, как партизан. Кажется, на
беду свою я его этому научила – молчать! Наш И.М.
взбеленился: выписать – и все тут. Единственное, чего я
смогла добиться – это чистого больничного листа ("Он
шизофреник, кричала я, и если он дома покончит с собой,
то вы будете виноваты!") Сучков проверил историю болезни,
увидел несколько диагнозов со знаком вопроса – и не стал
со мной связываться. Я вернулась к несчастному Коле
Калинкину, который буквально лил слезы и повторял, что он так
запутался, что не может и не будет больше жить. И тогда меня
осенило. Я поднесла свою ладонь к его руке, раскрыла ее и
сказала: «Чувствуешь мое биополе?» – «Чувствую», – ответил он.
– «Чувствуешь, насколько оно сильнее твоего?»
Коля