играя недовольным голосом, а больше властью, обращаясь в первую очередь к своему гетману.
– Гонец из Брянска! – показал Меховецкий на незнакомца. – Михаил Кашин напал на крепость: за то, что целовали крест тебе. Сжёг! Сейчас уже бежит обратно к Шуйскому!..
Матюшка глянул на своего всезнающего дьяка.
«Кто таков?» – прочёл вопрос Пахомка на его лице, но не удивился этому. Его, Пахомку, невозможно было удивить, смутить, загнать в тупик, где не знал бы он ответа… «Ну, у царя, должно быть, пропала память! Бывает!»
– Князь, из рода Оболенских. Воевода, верный слову, клятве, Богу и царю…
Матюшка помолчал, затем уставился на Меховецкого.
– Тебя что – учить, как поступать?! Догнать и наказать! Для этого не нужно поднимать меня среди ночи! Зачем притащили сюда вот этого!.. – выругался он и ткнул пальцем в гонца.
И тот поджался на табуреточке.
– Государь, ты же сам велел приходить к тебе по всем делам в любое время, – вибрирующим голосом промямлил Меховецкий, не глядя в сторону Будило и чувствуя, что тот презрительно пялится на него из-за того, что он терпит такое, хотя бы и от царя.
– Выполняй, выполняй, пан Николай! – сбавив тон, снисходительно сказал Матюшка ему. Но желчно всё же сказал он.
Он выпроводил ночных гостей из шатра, дал нагоняй Пахомке, чтобы и тот думал тоже, прежде чем пускать к нему кого-то. Натыкаясь на комнатных холопов, таращивших на него дремотные глаза, он заходил взвинченным по шатру, чувствуя, что не скоро уснёт. Ещё раз обругал Пахомку, когда тот заикнулся было, что, может быть, прислать ему Агашку.
– Да иди ты с ней к!..
Но наконец он всё-таки улёгся, чтобы хотя бы немного отдохнуть… «Проклятие!..» Завтра опять весь день придётся трястись верхом, гнать с войском быстрым маршем на Брянск.
Но они упустили время. Погоня за Кашиным не удалась. Будило так и не достал его, вернулся к царю. А тот уже расположился укреплённым лагерем в десяти верстах от Брянска, подле Свенского монастыря.
Матюшка встретил его едкими словами:
– Чтоб… твоя Matka Bozka![33] От тебя ушёл даже Кашин! Вы, поляки!.. Пить горазды да орать, что вот, мол, мы, гусары-молодцы!
У Будило, добродушного Будило, весельчака и забияки, пьяницы к тому же не последнего, глаза полезли на лоб.
– Гусары, Меховецкий и Будило уходят! – через какой-то час после ухода от него полковника доложил ему Федька Гриндин, крутой боярский сын. Он первым из боярских детей примкнул к нему, за это Матюшка сделал его думным дворянином и своим ближним.
– Ну и пускай катятся к…! – обозлился Матюшка и выругался по привычке.
Гриндин ушёл из его шатра. Но вскоре в шатёр бочком протиснулся Пахомка, всё осмотрел, в порядке ли, как обычно делал, следя за царским бытом. Затем он присел на сундук около входа и глухо кашлянул, словно был простужен.
– Ну что тебе? – не выдержал Матюшка его тянучки. – Зачем пришёл?
– Государь!.. Вот это… Не дело так… С кем воевать-то?.. Послать бы