Лев Вениаминович Никулин

Мертвая зыбь. Хроника операции «Трест»


Скачать книгу

повизгивая. Бум – милый песик. Якушев открыл дверь, и к нему ворвался белый с рыжими пятнами фокстерьер. Подскочив, лизнул хозяина чуть не в губы. Это растрогало Якушева, он погладил собачку и прошел в комнату детей. Сын Саша проснулся и сквозь сон пробормотал:

      – Папа, ты обещал… в музей…

      – Тебе тут звонил какой-то Любский, – сказала жена.

      «Вот оно… начинается», – подумал Якушев.

      В воскресенье утром он услышал в коридоре голос Варвары Николаевны Страшкевич:

      – Папа дома? А мама? Нет? Жаль…

      Якушев поморщился, но, как человек хорошего воспитания, пошел навстречу даме и пригласил к себе. Она вошла, оглянувшись, подставила щеку. Он сделал вид, что не заметил, и подвинул ей стул.

      – Ты, надеюсь, на меня не сердишься? – спросила она.

      – Ты сказала правду.

      – Я бы не пришла, если бы у нас была простая связь. Я очень увлеклась тобой, Александр. Мы оба виноваты перед твоей женой. Но что было, то прошло… Дело в том, – она понизила голос, – когда я вернулась оттуда, застала открытку из Ревеля… От Юрия. Он спрашивает о тебе. Что ответить?

      – Ответь, что я был в командировке. Болел. Теперь здоров… Кроме того, я хочу тебе посоветовать молчать обо всем, что произошло со мной и с тобой. Молчи, если ты не хочешь, чтобы все повторилось и кончилось иначе, чем в первый раз. Ты понимаешь, о чем я говорю?

      – Ты мог бы не предупреждать меня. Я не ребенок, я дала подписку молчать и понимаю, что там шутить не будут… Прощай. Или до свидания?

      – Скорее – прощай.

      Он стоял отвернувшись. Она подождала мгновение и ушла.

      10

      Якушев был по натуре оптимист, жизнелюб и не любил себя утруждать горестным раздумьем, но, оказавшись на свободе, несколько растерялся. Правда, его долгое отсутствие не отразилось на работе. Начальство выразило сочувствие и осведомилось, как он себя чувствует теперь, после «тяжелой болезни». Видимо, кто-то сказал: пусть работает как ни в чем не бывало.

      Якушев вернулся к составлению плана строительства канала Волго-Дон – как ему казалось, самого несбыточного еще со времен Петра Первого. А душа была неспокойна.

      Он никому не мог рассказать о своих чувствах и о том, что пережил. Все, что произошло, надо было продумать в одиночестве. У него никогда не было закадычных друзей, да если бы они и были, то все равно с ними нельзя было говорить. Тайна его ареста должна умереть вместе с ним. Среди писем, которые пришли, пока его не было, он нашел одно, которое особенно взволновало. Писал Николай Михайлович Потапов:

      «Милейший Александр Александрович, вот уже три недели я томлюсь в госпитале, шалит сердце. От скуки сатанеешь. Если у вас найдется часок свободного времени, навестите старого приятеля».

      Потапов… Кажется, он мимоходом назвал его имя в показаниях, а связи с поступлением на службу. Вряд ли этот случайный разговор может повредить генералу. Письмо написано три недели назад. Якушев позвонил Потапову, генерал был еще в госпитале, в Лефортове.

      И вот они в саду, на скамье под столетними деревьями. Снег почти сошел, земля подсыхает, день