к Ингве, впервые, и, чтобы меня пустили внутрь, вцепился в одну из девушек, с которыми мы пришли. Я воспользовался дезодорантом Ингве, а перед тем как выйти из дома, Ингве закатал мне рукава рубашки, выдал гель для волос, дождался, когда я вотру его в волосы, и сказал – хорошо, пошли.
А сейчас, в девятнадцать, ничего чужого на мне не было.
Где-то поодаль блеснула вода, мы свернули налево от большого бетонного здания.
– Это Григхаллен[8], – сказал Ингве.
– Вот, значит, где он, – отозвался я.
– А вот тут «Мекка», – добавил он и кивнул в сторону продуктового магазина, – самый дешевый магазин в городе.
– Ты здесь продукты покупаешь? – спросил я.
– Когда денег мало, то да, – ответил он. – А вот это Нюгордсгат. Помнишь, у The Aller Værste![9] песня есть? «Мы прошли по Нюгордсгата – прямо дикие ковбои».
– Ага, – я кивнул. – А «Дискен» – это тогда где? Там же дальше: «Завалились прямо в «Дискен», где народу до хрена».
– Это была такая дискотека в отеле «Норвегия». Вон там, сзади. Но сейчас она как-то иначе называется.
Такси подъехало к тротуару и остановилось.
– Приехали, – сказал водитель.
Ингве протянул ему сотенную бумажку, я вышел из машины и посмотрел на вывеску на здании рядом. На белом фоне черными и розовыми буквами было выведено: «Кафе “Опера”». У больших окон сидели люди, похожие на тени между крошечными огоньками свечей. Ингве вышел из такси, попрощался с водителем и захлопнул дверцу.
– Ну, пошли, – скомандовал он.
На пороге он остановился и окинул взглядом помещение. Посмотрел на меня.
– Знакомых никого. Пойдем наверх.
Я поднялся следом за ним по лестнице, мы прошли мимо столиков к бару – совершенно такому же, как на первом этаже. Я здесь уже бывал, но мимоходом и к тому же днем. А теперь все выглядело иначе. Повсюду пили пиво. Помещение показалось мне похожим на квартиру, которую заставили столами и стульями, а посередине водрузили барную стойку.
– Да это же Ула! – воскликнул Ингве.
Я проследил за его взглядом. С Улой мы познакомились чуть раньше тем же летом, и теперь я увидел его за столиком в компании еще троих. Ула заулыбался и помахал. Мы подошли к ним.
– Тащи стул, Карл Уве, – велел Ингве, – сядем тут.
Стул стоял возле пианино у стены, я взял его и тут же ощутил себя голым: правильно ли я поступаю? Так можно – взять стул и пронести его через весь зал? Кто-то смотрел на меня, это были студенты, привычные ко всему, а я покраснел, но выхода не оставалось, и я отнес стул к столику, за которым уже сидел Ингве.
– Это мой младший братишка, Карл Уве, – представил меня Ингве, – он будет учиться в Академии писательского мастерства. – Он улыбнулся.
Я едва отважился посмотреть в глаза тем, с кем еще не познакомился. Это были две девушки и один парень.
– Ты, значит, знаменитый младший братишка, – проговорила одна из девушек, блондинка с маленькими глазами, которые почти исчезли, когда она улыбнулась. – Хьерсти, – представилась