караванщик, – на том постоялом дворе на болотах бабы от татар хоронились. Говорят, мол, орда за ними погналась. Они детей на руки и в болота. Некрещенные спешились и айда за ними. Слава господу, не догнали. Те ордынцы, что в болото пошли, потопли. И те, что у двора остались сдохли. Порубал их кто-то. Может Жекю. Никуда и не сбегал. Клад свой охраняет. А, может и кто другой? Не знаю. Никто не знает. Бабы вернулись через ночь. Кони ордынцев у дома стоят. А на земле порубленные тела. Чертовщина.
Староста тяжело вздохнул. Видать воспоминания о последнем нашествии были еще свежи.
– Мертвецов тех я своими глазами видел. Прошлом месяце с пыркэлабовской дружиной в крепость шли. Спешили очень, вот и сунулись в болота. Татары там так и валяются. Никто их хоронить не стал. А место проклятое. Птицы не поют, ветер листву не колышет. Мертво все там. Вся дружина, сто с лихвой крепких мужиков, от страха и слова не проронили. И, не сговариваясь на галоп перешли. Быстрее бы только уйти оттуда. Бррр! Жуть! До сих пор страшно.
Рассказ старосты не изменил решение Арника. Лишних полтора дня у него нет. Надо спешить. К ночи будет у постоялого двора. Завтра к вечеру в крепости. А то, что русалки, или убийца Жекю, ничего. Русалок он не боится. А убийцы нынче повсюду.
Толстяк все понял без слов. Храбрец не передумает.
– Дорогу ты знаешь, – после недолгого молчания сказал он. – За пригорком нам направо. Тебе прямо. В лес. И храни тебя Господь!
Не сбавляя шаг утомленные жарой лошади стянули обозы с широкого, утоптанного тракта на узкую ухабистую дорогу. Не оборачиваясь, Яков Арник продолжил путь. Уже подходя к лесу, Мугушор капризно заржал и повел вожжи. Воин остановился. Оглядел зловещую чащу. Затем все-таки обернулся. На перекрестке, в хвосте удаляющегося каравана, стояла одинокая фигура сомневающегося всадника. Маленький хан никак не мог решить какую сторону выбрать.
7
Летнее солнце залило светом Бекирову гору. Отец Дорофей вышел из пещеры. «Благословенное место!» – подумал монах. Опустился на колени и погрузился в благодарственную молитву. Вымощенная дождями и ветрами терраса перед кельей, оставалась теплой. Но к обеду солнце раскалит ее до невозможности.
Яр благоухал свежестью раннего утра. Снизу, заглушая журчание ручейка, доносились щебетание птиц. Приятно жужжали пчелиные ульи. Идиллию вдруг разрезал душераздирающий крик ястреба.
– Да чтоб тебя! – выругался Дорофей.
Пригладил ладонью длинную бороду и с необыкновенной резвостью устремился по узким выступам вверх. Глубокую нишу, куцую снаружи, просторную внутри, монах приспособил под голубятню. Три года назад брат Теоктист, мудрый и дальновидный божий служитель, велел и Дорофею обзавестись голубями. Пернатых содержали во всех монастырях, от Богданы до Бутучень. Полезность этих умных птиц игумен Теоктист подглядел у итальянских католиков. Тамошние папы издавна приметили, что голубя тяготит чужбина. Так пусть послужит святому делу. Доставит привязанное к лапке цидулку.
Птиц, присланных игуменом