напомнят тебе кто ты?
– Хоть двадцать, господин, – делано заныл Кечкенхан, – лишь бы вас развеселить.
Ловко соскочил со стула. Снял с пояса плеть, упал на колени и протянул орудье Штефану.
– Повелитель, – продолжил скоморох серьезным тоном, не поднимая опущенной головы, – Дозволь слово молвить! – и не дожидаясь позволения спросил. – Можно ли твоей волей или молитвами Теоктиста увеличить число дней в недели?
– О чем ты, презренный? – князь устало откинулся на спинку скамьи.
– Три дня недели крестьяне работают для крепости. Отец Теоктист просит еще три дня работы на монастырь. Увеличите неделю еще на два дня. Тогда, глядишь, челядь и себя сможет покормить.
– Дурак! – в сердцах сплюнул господарь. – Думал что-то дельное скажешь.
– Я всего лишь шут.
– Тогда замолчи, – приказал князь. – Яков, ты не ответил на мой вопрос.
– Господин, стольный град и так слаб гарнизоном …
– Разве я тебя о стольном граде спрашивал? Или о гарнизоне? – раздражение нарастало.
– Ни одного, господин, – тихо ответил Арник.
– Теоктист, ты слышал ответ, – князь отпил из кубка, давая понять, разговор окончен.
Но игумен не сдавался.
– Может ты, повелитель, забыл чей милостью посажен на трон? – начал он вызывающе. – Чья невидимая рука вела тебя от победы к победе? Кто давал тебе силы вставать с колен и презренно низвергать врагов Его? Неужели ты полагаешь что землю нашу от сил дьявольских оберегают крепости? Нет, повелитель, сила не в крепостях. А в Храмах Господних! И прежде всего их надо возводить! И не три дня в неделю, а все семь!
Служитель перевел дух и продолжил:
– Бекиров яр – святое место. Место, где селились первые христиане, изгнанники с земель Сирийских. Разве крепость должна быть там? Обитель Христова спасет почище всякой крепости!
Воодушевленную речь сановника прервало противное бормотание. Карлик успел встать с колен, поправить рубаху и спрятать под ремень кнут. Теперь он стоял у княжьего стола и передразнивал Теоктиста.
– Сгинь, презренный, – прошипел из темноты игумен.
– Скоморох я, – пискляво заговорил уродец. – Но еще и татарин. Монастырь для Орды, как цветочное поля для пчел.
– Смерд! – прокричал сановник. От раздражения его высокий голосок сделался еще писклявее. – Разве можно уподобить нехристей, убивцев и воров благородным созданиями Господними?
– Ваша правда, отче! – карлик снова рухнул на колено. – А я дурак! Прошу простить и разреши поправиться. Орда не пчелы. Нет. Они грязные, навозные мухи. И слетаются, мерзкие, исключительно на говно. Ой!
Кечкенхан хлопнул себя ладонью по губам и сделал круглые от удивления глаза.
– Богохульник! – запищал Теоктист. – Гореть тебе в аду!
Из темного угла показался посох и тонкая, перемотанная полосками серой ткани, рука.
– За подобные речи, язык тебе надо вырвать! Прижизненно! Великий князь! Прикажи прижечь черный язык гадины адской! Немедля! А