Андрей выяснил своё расписание – уже со следующей недели придётся начинать занятия, четыре группы – всё по-старому, да плюс лекционный спецкурс. Придётся мотаться. Совмещать работу над диссертацией с преподаванием будет сложновато, да что поделаешь? – Ничего смертельного он в этом не видел. А, если что-то пойдёт не так, как должно – можно переиграть, причём как в сторону увеличения, так и уменьшения учебной нагрузки.
Около пяти часов вечера Андрей уже вернулся в Гатчину, для экономии времени он предпочёл автобус и от «Московской», слава богу, не угодив в пробку, добрался до Большого дворца за сорок минут.
Пока, мягко пружиня на рессорах, автобус нёс его к Гатчине, он почти всю дорогу безмятежно дремал, предаваясь приятным видениям, в которых прошедшая ночь играла главную роль. Однако затем в его безмятежное состояние стали вторгаться «несвоевременные» мысли, нарушившие его душевное спокойствие. Андрей вспоминал те два вечера, когда в галерее ему являлось Нечто; если первую встречу с привидением легко можно было списать на усталость, помноженную на ночную атмосферу дворца, что вполне возможно каким-то образом ввело его в изменённое состояние сознания, то объяснить рационально второе появление призрака – три дня спустя, на том же месте и почти в одно время – был уже не в состоянии.
«На том же месте в тот же час», – подумал он отстранённо и сразу же вспомнил юмористическую ретро-песенку с похожими словами:
Мы оба были, я у аптеки, а я в кино искала вас…
Так значит, завтра на том же месте в тот же час
Пропел он про себя и поморщился, как от зубной боли – тьфу, пошлятина!
И всё-таки… Что если хотя бы теоретически предположить, что в его видениях заключён некий смысл? Косвенным аргументом «за» служила строчка из Шекспира: «Есть много в этом мире, друг Горацио, что и не снилось…» Ведь Гамлету тоже являлось Нечто – Тень отца…
Ну вот, резюмировал Андрей, теперь я размышляю о Гамлете, как о реальном человеке… Он понимал, что его картина мира – лишь грубая проекция его собственных чувств, моделирующих окружающую действительность, и, пожалуй, впервые с такой отчетливостью уличил её в столь вопиющем несовершенстве.
Во дворце, в их рабочем кабинете дым стоял коромыслом. Конечно, это было явной гиперболой, – на безрыбье и рак рыба, в монастыре и чаепитие – оргия. Людей в комнате, действительно, было аномально много, особенно для часа, когда научная часть либо стремится к воссоединению со своими ячейками общества, либо – несуетливо служит Клио (как известно, служенье муз не терпит суеты, тем более в рабочее время).
Расспросив о причине чаепития и о символическом смысле тортиков и пирожных на столах, Андрей выяснил, что именно в этот день сколько-то лет назад появилась на свет Ольга Олеговна – она и проставляется, остальные (и он в том числе) – её гости. Извинившись перед «уважаемой ассамблеей» за своё неведение, Андрей пожелал имениннице всего того, что принято желать в подобных случаях, клятвенно заверив её (в