да возвращаться как можно скорее.
И в очередной раз гур хан созвал на совет всех высших воителей своих, выплеснул на них свое недовольство: с каждым днем положение становится все опасней, и воинство словно стареет и силы его иссякают, и вот-вот наступит час, когда враги, прежде и глаз своих поднять не смевшие, поймут, что силы их уже равны. И спросил гур хан собравшихся, что думают они об этом, чем объяснить могут такую беду. Почему среди воинов все меньше порядка и послушания, хотя денег из казны идет на них все больше?
И тут же, как всегда, тойоны-военачальники принялись жаловаться на разные нехватки, вновь стали сваливать неудачи на других: начальник легкой конницы винил начальника конницы тяжеловооруженной, тот – предводителя пеших войск, и так далее… Каждый, встав, твердил одно и то же – что говорил и в прошлый раз, и в позапрошлый. Каждый считал: виноват кто-то другой, но не он. О, никчемные людишки! Но кто же их возвысил, кто дал им их высокие чины и должности? Разве не сам гур хан? Конечно, сам… Он винил себя. Надо же было подобрать столько бездарей. И где были прежде его глаза и чутье?!
Наконец гур хан велел позвать на совет Кучулука, с самого начала его ожидавшего у шатра.
Всем своим видом Кучулук сразу же дал понять, что ему не по нраву стоять перед многочисленными тойонами. Гур хан, с живым интересом смотревший на него, усмехнулся про себя: ишь ты, с малых лет норов выказывает… Дай такому остепениться да надели властью – суровый, беспощадный будет вождь. Ничего, пусть пока потерпит, спрячет до времени свой норов в рукав…
– Мудрый человек умеет извлекать пользу не только из побед, но даже из горьких поражений, – заговорил наконец гур хан, оглядев тойонов, с любопытством взиравших на юнца. – Вот была битва у горы Нахы – о ней до нас с опозданием дошли лишь отрывочные вести, а нам сейчас важно услышать правду от тебя, ибо ты участвовал в той битве.
– Да я ведь тогда был всего лишь одиннадцатилетним мальчишкой, хоть и величали меня предводителем всего воинства, – начал свой рассказ Кучулук. – Было заметно, что ему не по душе вспоминать о былом унижении. – От моего имени повелевали военачальники. Так что вряд ли я могу знать все в точности, как оно было на самом деле.
– Случилось непредвиденное, от которого никто не застрахован. По всем раскладам вы – найманы – намного превосходили противника. Вы запросто разделались бы с монголами. – Гур хан с отвращением поморщился и отвернулся.
– Может быть… Никто не знает, как бы все могло повернуться. – В голосе Кучулука явственно слышалось раздражение. Не по сердцу ему пришлось то унижение, которому он подвергся в этом разговоре. – Задним числом все можно истолковать как хочется…
– Кто не способен грамотно продумать прошлое, отделить в нем верное от неверного, тот и всегда спотыкаться будет!
– Истину говоришь, о гур хан… – Кучулук склонил голову в поклоне, усилием воли подавив в себе распиравший его изнутри гнев, так подсказал ему вести себя старый советник.
– Вот