плечо. Но мальчишка стряхнул её…
«Выгнали! Выгнали!» – эта мысль постоянно стучала у Лёшки в голове.
–
Ну, ничего! Ничего! – приговаривал он, обливаясь потом, тридцатый, сороковой раз отжимаясь от пола. – Я ещё вам всем покажу! Перейду в другое спортивное общество, я всем из этой дурацкой секции пятки на затылок заверну. Не исподтишка! Честно! На соревнованиях. И вы ещё, товарищ тренер, пожалеете, что выгнали меня.
Он не собирался исправлять двойки, а целыми днями возился с эспандером и гантелями, с пособиями и рисунками по дзюдо. У него болели мышцы, но, стиснув зубы, Лёшка продолжал тренироваться в одиночку днём, а по вечерам отрабатывал приёмы со Штифтом.
–
Вот ты уйдёшь, я без тебя здесь совсем пропаду! – вздохнул Штифт.
–
Я тебя год учу драться! – сказал Лёшка. – Ты кучу приёмов знаешь и не слабак, а защитить себя не можешь! Ты же не трус!
–
Не трус! – согласился Штифт.
–
Так в чём же дело? Ногой не бьёшь, в лицо не бьёшь!
–
Так ведь жалко! – сказал Штифт – Одно дело грушу колотить, а другое – живого человека.
–
Жалко? – закричал Лёшка. – А они тебя жалеют? Ты что, забыл, как тебя Монгол с дружками отделал, «жалко»? На таких добреньких, как ты, воду возят.
Штифт только вздыхал в ответ.
–
Мой отец, знаешь, как говорит? Жизнь – это война: либо ты бьёшь, либо тебя! Она, подлая, так устроена, что всегда один едет – другой везёт! Тот, кто везёт, – ишак! Ты что, ишак?
–
Ну чё ты, чё ты, – сказал Штифт, – чё ты обижаешься? Тебе хорошо – у тебя мужской характер. Раз – и ушёл. А я так не могу.
–
Чего ты не можешь? – глядя на конопатый нос Штифта, спросил Лёшка.
–
Ничего не могу! И уйти не могу. Без меня мать совсем сопьётся!
–
Что ты, её теперь до конца жизни тащить обязан?
Штифт в ответ пожал плечами.
–
Вот если бы она замуж вышла да пить бросила, я бы сразу от неё ушёл, – сказал он, – так не могу. Пропадёт она без меня. Вчера позвонила с работы. «Приходи, – говорит, – сынок, получи мой аванс, и пусть теперь все деньги у тебя будут, а то я их размотаю. Меня деньги не любят…» Вот! – вздохнул Штифт, подкладывая щепки в огонь. – Теперь прощай жвачечка!
–
Как это? – удивился Лёшка. – Теперь же все деньги у тебя – бери сколько хочешь!
–
В том-то и дело, – засовывая руки в старенькую курточку, сказал Штифт. – Это раньше – от завтрака накопишь или там у матери из кармана мелочь возьмёшь, а теперь нельзя. Что ж я, сам у себя деньги воровать буду?
–
Ну а завтрак? От завтрака же можешь оставлять? – удивился Лёшка, совершенно не понимая философию Штифта.
–
Нет, – ответил Штифт, – не могу! Я так подумал, что мне теперь нужно быстрее сил набираться, нельзя на жратве экономить…
–
Ну ты даёшь… – только и смог сказать Лёшка.
–
Я знаешь что хочу? – повернул к дружку раскрасневшееся от огня лицо Штифт. – Я хочу мать вылечить! Я ее в больницу положу, где от пьянства