как? – спросил хозяин.
– Здоров. Что ему делается… Он ноне овсом торгует. Разбогател. После пожара-то он тоже у всех крестьян пчел скупил. Ноне у него, говорят, сын в лекаря вышел. Только непочтительный… Приехал на побывку, три дня прожил с отцом, поругался и уехал.
– Непочтительный? Скажи на милость! У этакого достойного отца и сын непочтительный. Вот оно говорят, что яблоко-то недалеко от яблони падает… Нет, видно, совсем напротив.
– И какую гордость на себя взял. Это, то есть сын-то. Кабатчику Софрону Михайлову, известно, лестно с доктором в эполетах познакомиться – ну, он сейчас угощение затеял, стал к себе отца Иоанна с сыном звать. Отец Иоанн-то пришел, а сын дошел до кабака, свернул к учителю в хатку, да с учителем-то весь вечер и просидел. Софрон Михайлов посылает за ним одного посланца – нейдет; посылает другого, вместе с учителем зовут – ни учитель, ни он нейдет. Сам отправился звать – сидят, распивают чаи и не идут. Так и не пошли оба. А кабатчику-то совестно, потому – у него были наприглашены и урядник, и Назар Тимофеич. А Назар Тимофеич у нас теперь на всю волость первый человек.
– Ну?!
– Ей-ей… В какие-нибудь пять годов так поднялся, так поднялся, что и Боже упаси. Начал со шкур; шкуры крестьянские стал скупать, а теперь какой есть лес в уезде – весь, почитай, его… – повествовал земляк, откусил кусочек сахарку и звонко схлебнул с блюдечка чай.
– Ну а школа как?
– Школа плохо… Пожары-то как в округе начались, так и не до школы. Еще пока прежний учитель действовал, она держалась, а как прежнего учителя согнали и взяли нового, так совсем вразрозь. Прежний-то ведь сам старался, сам, бывало, уговаривал мужиков, чтоб те ребят учиться посылали.
– За что же его согнали?
– А вот Софрон Михайлыч его съел… За непочтительность съел. Очень уж ему тогда было обидно, что учитель ни сам к нему на пир не пришел, ни поповского сына не уговорил идти.
– Скажи на милость, какие дела-то! – дивился хозяин. – Значит, Софрон Михайлов теперь совсем силу забрал.
– И рукой не достанешь. Помещиков в руках держит. Все у него в долгу как в шелку. Ведь у него окромя кабака и бакалейная лавка, ну так вот по книжкам за бакалею. Опять же, и убоиной он торгует. Сила у него большая… А как, брат, живет! Орган ноне самоигральный из губернии привез. Привез и в чистой горнице у себя поставил. Летом, это, в праздник окна отворит, орган заведет, а сам ляжет на диван; орган играет, а он лежит на диване да по брюху себя хлопает. А народу-то около окон – страсть!.. Сам-то он во втором этаже живет, а внизу кабак, – ну, публика слушает, слушает музыку, да в кабак и повалит. Жена у него без банки варенья и за самовар не садится.
– Сам-то ты как теперь? – задал вопрос хозяин.
Гость откинулся на спинку стула, побарабанил себя по животу и сказал:
– Ничего… Слава тебе господи!.. Не жалуюсь… Я теперь на всю нашу округу благодетель… Как мужичок маленько свихиваться начнет – сейчас помогу. Я больше насчет шерсти и льна… Клочок шерсти или льна – и то мимо моих рук не пройдут. Я теперь у барышень Хрусталевых