придут, скоро за мной придут.
На улице было не так холодно, как я представлял себе, коротая долгие дни в бессмысленном одиночестве. Мне было жарко, я шёл быстрым шагом по почти незнакомой дороге к синему почтовому ящику. Мимо круглосуточных ларьков, мимо серых пятиэтажек, детских площадок с ржавыми качелями, мимо редких утренних прохожих… мимо всего мира.
Снег хрустел под ногами, и редкие проплешины раскатанного гололёда пытались помешать сбавить ход. Но я шёл. В голове моей будто били барабаны, и я не слышал окружающей обстановки. Мимо пробуксовала машина, чуть не задев меня. А из подъезда дома выбежали два школьника, даже не взглянув на не по погоде одетого прохожего. Низко пролетел голубь, заприметив где-то у мусорного бачка кусок жратвы…
Весь мир не обращал на меня внимания.
Моя хриплая одышка меня не волновала, а давление в висках пульсировало ещё больше, и мой кругозор стал менее отчётливым. Но я видел или, по крайней мере, представлял себе цель. Вот, у угла дома висит почтовый ящик. Рядом, где-то совсем рядом.
Я поскользнулся, упал…
Пропал шум в ушах, утихла барабанная дробь, взгляд прояснился. Рукавом я вытер с лица грязный снег. Предо мной висел этот синий ящик. За спиной смеялись дети, у входа в магазин что-то про пьянство ворчала старушка.
Или мне показалось. Я осмотрел всё вокруг. Этот мир всё также реален и до тошноты знаком.
Грустная правда всего окружающего слишком неприемлема для высоких чувств. Наверное, поэтому всё так и происходит в жизни – лодки разбиваются о быт, сердца об пошлость, крылья о высоту. И только этот самый мир не обо что не разбивается. Он и так разбит. Потрескан, обветрен, загажен. А внутри него множество маленьких мирков пытаются жить по своему, но рано или поздно сталкиваются с этой гигантской махиной.
Я поднялся, опустил письмо в бездушный приёмник чужих новостей, всё ещё востребованный в нашем мире высоких технологий и ржавых «Жигулей».
Обратно я шёл долго, с тупым чувством вины, и изредка проскальзывающим чувством бессмысленности всех своих поступков. Мне стало совсем холодно, и я зашёл в магазин. Там пахло только что вымытыми грязной тряпкой полами. На стене висели новогодние гирлянды. Точно, наверное, скоро праздник. Или он уже закончился?
Я пошарил в кармане куртки и нашёл сто семьдесят рублей. Больше денег у меня не было.
– Мне половинку ржаного и бутылку самой дешёвой водки.
Продавщица молча отрезала хлеб и также безэмоционально вручала мне эту жалкую краюшку. После она передала мне через прилавок бутылку «Хлебной дороги» и два рубля сдачи одной монеткой. Я, не сказав «спасибо», взял деньги и тихо удалился.
Я сидел у окна. Сначала грыз хлеб, потом начал запивать его водкой. Не чувствовал вкуса ни того, ни другого. Не пьянел, только тяжелела голова. Сны пытались ворваться в мою беспокойность, но у них ничего не получалось. Я очень ослаб, но разные чувства постоянно тормошили мою реальность. Бедная моя… бедный я… почему?
Скоро придут.
Самолёт продолжал своё плавное воздушное