что аукнется ей таковое доброе деяние и поплатится она за спасение, вдруг он один из этих… а всё же не бросать теперь его тут. Распрягла она свою Рыжуху, с сожалением оставив под кустом свою телегу, чтобы вернуться за ней после, и начала ладить на оглобли еловые волокуши. Что поделать, сил на то, чтобы поднять такого крепкого сложением человека на телегу у неё нет, на лапник бы хоть затащить, и то…
Откуда ни есть, а силы нашлись, и зашагала Рыжуха вдоль овражка, таща за собой стонущего от боли человека.
В другой раз Степан пришёл в себя, когда кругом было темно. Разлепив глаза, он почуял, как снова накатывает муть, и темнота кружится перед глазами. Зажмурившись, он вздохнул и попытался провести рукой подле себя. Понял, что лежит он на тюфяке, набитом душистыми травами, пахло резко и терпко, но приятно. Где-то вдалеке слышался голос выпи, и поведя глазами, привыкшие к темноте глаза Степана разглядели растворенное настежь небольшое оконце, придёрнутое колышущейся на лёгком ветру занавеской. Он понял, что лежит то ли в клети, то ли в чулане, потому что по стенам были развешаны пучки трав и какие-то мешочки.
Степан с трудом поднял руку и попытался ощупать голову, она не почти болела, только во всём теле была сильная слабость и потому каждое движение давалось ему с трудом. Поняв, что голова его так же перемотана, он даже не стал пытаться вставать, так и лежал, накрытый льняным покрывалом. Решив, что дождётся утра и обязательно увидит своего спасителя и благодетеля, избавившего его от неминуемой погибели там, у болот.
Но когда заря уже разлилась по небосводу, украсив нежным малиновым светом верхушки сосен, Степан уже спал. Глаза сами сомкнулись, сон пришёл, целительный и сладкий, и теперь он не был похож на горячечный бред умирающего человека. Таким его и нашла бабка Марья, вошедшая утром в клеть поглядеть на своего невольного постояльца.
Положив свою тёплую сухую ладонь ему на чело, она одобрительно покачала головой, после налила воды в стоявший рядом с больным деревянный ковш, ручка которого была искусно украшена фигуркой медведя, и пошла на двор заниматься своими делами.
Идет на поправку её невольный постоялец, думала бабка Марья, и от того ей было немного боязно… ведь до сей поры она не знала, кто же он таков… откуда взялся этот пришлый человек. Уж она-то на своём веку народу всякого-разного повидала. И вот таких, как тот, что лежит теперь в клети, тоже… не один год положив на каторжный труд в расплату за содеянное ими зло, они были обижены на целый свет. Потому и сбивались в стаи, подобные волчьим, чтобы отомстить всему миру за свою ошибку, за порушенную своими же руками судьбу.
И теперь Марью одолевали сомнения… вроде бы жизнь человеку спасла, дело благое сделала! А стоила ли эта жизнь спасения, коли Господь привёл этого человека туда, на болото, к костровищу, у которого собирались сотоварищи Микиты-Кутерьмы… может, и он сам не одну безвинную душу загубил!
Качала головой Мария, орудуя тяпкой на грядке, хмурила брови и обращала к небу вопросительный взгляд. Но молчало небо, видать