и повадкам Микитина главного помощника Захара, как уж тут не понять, что не пахари-косари перед тобой!
– Вон, уж Ярмилино видать, – сказал им дед Архип, – Скоро доедем до Ефима, пообедаем! А кось, гляньте, чегой-то тама такое? Пожарище никак?!
На колокольне небольшой церковки тревожно гудел колокол, бередя сердце, да гудел не к заутрене… Степан с Макаром привстали, держась за плечи возницы и разглядывая, что впереди.
На самом краю села, у околицы, гудела толпа. Крайняя в ряду изба, которая стояла «спиной» к самому лесу, теперь полыхала, рассыпая искры, широкие клубы дыма поднимались в налитое тучами небо. Народ сновал к колодцу и обратно, другие кидали снег, смешанный с землёй, тщетно пытаясь победить бушующий огонь. Мужики баграми тащили обвалившиеся брёвна, чтобы огонь не перекинулся на дворовые постройки и не пошёл дальше пожирать деревню. Кричали друг другу мужики, бабы охали и причитали, поглядывая на что-то, темнеющее на взрытом у дороги снегу.
Приезжие, дед Архип и Макар со Степаном, соскочили с саней и кинулись помогать, чем только можно. Не скоро, ох не скоро сдался огонь… нет, не победили его люди, просто он «съел» всё, что раньше было большой бревенчатой избой, и ослабел сам собою. Мужики утирали потные закопчённые лбы и радовались хотя бы тому, что «красный петух» не пошёл гулять далее по деревне.
Степан обтёр горячее лицо, прихватив пригоршню снега и похлопал Макара по запачканному разлетевшейся золой зипуну. Они сели на край саней, пока дед Архип разговаривал со старшим, и только теперь Степан разглядел, что же там лежит у дороги. Это были прикрытые полотном тела… Бабы прижимали к лицу ладошки и горестно качали головами, глядя на них.
– Ох, беда-то какая! – говорила одна дородная женщина в синей душегрее, – Как жалко Фросю, ох-ох… Такая молодая! А этот, мужик еённый-то, откудова хоть будет?
– Говорят, что он с самой Перми, по торговым делам здеся! – тихо всхлипывая отвечала ей женщина чуть постарше, стоявшая рядом, – А Капустина сказывала, что он к Фросе свататься приехал, с собой звал… Тоже ведь молодой, справный, а ко вдове сватался, к Фросе! Ох, и судьбинушка, вона как обернулось… Фрося мужа схоронила, а теперь и сама следом за ним… не поспела пожить-то, ох, горе… И ведь что? Пожар-то сосед Фросин увидал, Горев Осип, кинулся на улицу, почитай уже в огонь… и их обоих из избы выташшыл, уж бездыханные оба, вон оно как вышло! Урядник сказал – дымом задохлися оба! Тока Осип то успел сперва Фросю, а потом и етово мужика, как и крыша валиться начала!
За женщинами стояли две старухи в шалях, они шептались тихо и беспрестанно крестились, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто. И не обращали внимания на двух усталых и измазанных сажей мужиков на санях. Одним их них и был Степан, он-то хорошо слышал, о чём шептались бабки.
– С Перми, как же! Прости меня, Господи, душу грешную! Разбойник он, как есть разбойник! Кума сказывала, этот мужик-то у ейной бабки вино куплял! Тряс сумой-то, откудова такие деньги, а? Разбойник, кума сказала, истинно!
Степан покачал головой,