какая разница? Можешь и не отказываться. Будешь петь для таких, как ты сам. Отчего же не петь, если есть кому слушать? Всё это не имеет значения, как и сам ты не имеешь значения. Извини, что погорячился. Как ни странно, я вовсе не хотел тебя обидеть.
Вертинский ни чего не ответил. Он стал окончательно похож на больную собаку. Мне стало его жалко. Безобиднейшее в общем-то существо. Какой смысл спрашивать с него то, что ему не дано?
Отмолчавшись, Вертинский сказал: «Я всё-таки подойду к проводнику и попрошу его открыть одно из купе». Он резко встал и вышел, мы не успели даже попрощаться, да он этого явно и не хотел.
После визита Вертинского мы с поручиком почувствовали некоторую взаимную неловкость. Между нами всё было понятно, как между старыми друзьями, и сказать вроде нечего, хотя и молчать удобно. Поручик достал из кармана маленький маникюрный набор и занялся своими ногтями. «Очень кстати», – подумал я. Но наше молчание было недолгим, в дверь опять постучали.
На пороге возник молодой человек с располагающей внешностью. Он был как две капли воды похож на артиста Вячеслава Тихонова в молодости. Этот не просил его приютить, он уверенно шагнул в купе и, обаятельно улыбнувшись, сказал: «Позвольте представиться, господа: Максим Максимович Исаев. Коммивояжер». Не дождавшись ответного представления и ни сколько этим не смутившись, он сел за столик и сразу начал выкладывать из саквояжа свертки с едой.
– Угощайтесь, господа. Вот салями. Очень вкусно. Прошу.
Я взял кусочек салями, предусмотрительно отрезанный Исаевым, положил в рот и начал смачно жевать. Вкус действительно был волшебный, совсем не такой, какой имела салями из наших магазинов. Дожевав, я нагло посмотрел на гостя и, ехидно улыбнувшись, сказал:
– Ну, здравствуй, Сева.
«Исаев» едва заметно вздрогнул, но я заметил это только потому, что пристально на него смотрел, другой бы и внимания не обратил. Он мгновенно обрел самообладание и с очаровательной улыбкой ответил:
– Я же представился, меня зовут Максим Исаев.
– Я знаю, что тебя зовут Всеволод Владимиров.
– Вы меня с кем-то путаете.
– Да с кем же тебя можно перепутать? Один ты у нас такой. Вы представляете, поручик? К нам забрел большевистский шпион. Служил в армии Колчака под фамилией Исаев, а сам большевикам сведения передавал.
– Ну так вывести его в тамбур да шлепнуть, – легкомысленным тоном сказал поручик, продолжая заниматься своими ногтями.
Тут уж Владимиров-Исаев заметно напрягся и побледнел. Не поворачивая головы, он стрельнул в сторону двери, взвешивая свои шансы выскочить из купе. Шансы были неутешительными, мы с поручиком сидели ближе к двери и гарантированно перекрывали ему выход. «Исаев» молчал, потому что сказать ему было нечего, он, видимо, решил не дергаться и действовать по обстоятельствам. А потом, как ни в чем не бывало, вернулся к еде. Вот это самообладание. Поручик тоже не торопился приводить свою угрозу в исполнение, для него сейчас, казалось, не было ни чего важнее маникюра. А я подумал и сказал:
– Ладно,