мышления. Нам надо или мир спасти, или мы вообще ни чего делать не будем. Тебе не приходило в голову, что ты здесь не ради изменения истории, а ради изменения собственного сознания?
– Думаешь, мне надо менять сознание?
– Откуда же я знаю? Может и не надо. Но любое сознание нуждается в развитии. Неужели тебе не хочется глубже понять Белую Гвардию? Это во всяком случае реальнее, чем в одиночку переломить ход гражданской войны.
– Наверное, ты прав, поручик. Да я ведь всё равно не смог бы от этого отказаться. Гражданская война не отпускает меня. Ты представляешь: моё сознание всё ни как не может вернуться с войны, на которой я ни когда не был. Ну так вот, пожалуйста. У одного неплохого советского позта есть интересная песня:
И если вдруг, когда-нибудь мне уберечься не удастся
Какие б новые сражения не покачнули шар земной
Я всё равно паду на той, на той единственной гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся, молча, надо мной.
Песня, конечно, «красная», но недавно я услышал её по-новому. Ведь склоняются над трупом поверженного врага. И мне легко представить себя убитым белым офицером, над которым склонились «комиссары в пыльных шлемах». И для меня гражданская война – «та единственная». Это моя война. И лучше уж мне умереть на гражданской, чем на какой-то чужой войне.
– Ох, боюсь, не разочароваться бы тебе в белых.
– Это вряд ли. Я знаю о белых достаточно много плохого, это ни чего не меняет. Я могу ругать белых на чем свет стоит, но я ругаю белых именно как своих, как ругают родственников. Белые мне органически близки, несмотря на все «черные страницы белого движения». Мне кажется, что и через полвека после гражданской войны русские рождались или белыми или красными. Как то мой лучший друг сказал мне: «Если бы я жил в то время – пошёл бы к красным». Я ответил: «А я бы к белым. И мы стреляли бы друг в друга». Это ужасно, да что же делать, если так нас судьбинушка развела. При этом он совершенно не коммунист, просто родился красным. А я родился белым, несмотря на рабоче-крестьянское происхождение. Я не разочаруюсь в белых, просто потому что я ими не очарован, как не очарован самим собой, несмотря на то, что я белый.
Тут ещё какой вопрос. Я по профессии журналист, человек совершенно не военный. Может быть, мне лучше устроиться по специальности? Не уверен, что мне надо вставать в строй. Дело не в том, что я боюсь…
– Дело именно в том, – тихо и сочувственно сказал поручик. – Ты боишься. Это нормально для штатского человека. Но ты должен побороть свой страх и взять в руки оружие. Устроить тебя в какую-нибудь белогвардейскую газетенку было бы несложно, а потом ты так и будешь с блокнотиком бегать, у героев интервью брать, зная, что они кровь проливают, а ты за их спинами прячешься? Тебя же это внутренне сожрет.
– Твоя правда, поручик. Встаю в строй.
– Ещё есть одна проблема. Ты говоришь немного не по-нашему. Интонация другая, фразы иначе строишь, лексика порою проскальзывает…