проклятом душе! Он поправил штаны и полный скорби стал спускаться вниз.
На столе у Евдокимыча стояла свежая бутылка «Русской». Лежа в кровати Евдокимыч сжимал палаш.
– Вань, …Ашот сказал, что чечены Мишку убили…
Этот мир оказался ещё более жестоким и непонятным. Здесь не ходили в открытую, строем, с винтовками наперевес в атаку. Не требовали объяснений. Все здесь происходило стремительно, неожиданно и без громких заявлений.
К вечеру приехали Алибек с женой и с удивлением обнаружили нетрезвого Ивана с палашом в руке пытающегося передвигаться по поселку. Приняв душ, и оставив продукты и водку для Евдокимыча, они забрали дочь с собой в поле и уехали.
Иван же, побродив по всему поселку и навестив каждый двор, поздно ночью, на подсознании, вернулся во двор и каким-то чудом, с первого раза, забрался к себе на чердак, прижимая к груди Мишкин палаш. Была необычно прохладная летняя ночь, как только Иван коснулся лежака головой, он попал вообще в зиму.
…Он оказался на заснеженном льду ставшего на зиму Урала, усыпанном людьми. Шло багренье. То самое. Зимний, первобытный и варварский метод ловли осетровых длинными баграми, превратившийся, по сути, в массовое народное соревнование. В спорт и зрелище. С равным для всех масс-стартом участвующих с берега, с гонкой на опережение по льду до присмотренных заранее и известных рыбных мест над ятовьями, ямами. С долбежом пешнями, опять же на скорость, лунок, в веере и взрывах льдинок. С большим количеством болельщиков и зрителей на берегу не имевших прав на лов: на льду только Уральские казаки!
Спящую в глубине в ямах рыбу цепляют на ощупь прямо со дна реки баграми и вытаскивают через эти проруби, расширяя их по мере необходимости. Пытаясь также зацепить, «забагрить» всю поднятую со дна и плывущую подо льдом удирающую разбуженную рыбу.
Ликование и охотничий азарт! Борьба рыбы за жизнь. Слен[6] и рыбья кровь на снегу. Пойманную рыбу на запряженных лошадьми санях свозят к берегу.
Но во сне же всё всегда чуть-чуть по-другому. Не так, как наяву. Вот и здесь, у большой уже не лунки, а майны и полыньи, выросшей из нескольких прорубей, дед Ивана с замерзшей бородой, покрытый весь с головы до ног тонкой ледяной коркой поверх одежды и папахи, вместе со своей артелью, – сотоварищами по рыбалке, боролся с забагренной подо льдом, еще не сдавшейся рыбой, которая таскала их по краю майны грозя утащить под воду, и загребая хвостом, играя, щедро окатывала ледяной уральской водицей. Но, наконец, они вытащили на край льда голову сопротивляющейся белуги. Дед отдал перехватить свой багор товарищу и, схватив пешню, со всего размаху треснул несколько раз по башке рыбы. Именно треснул, так как треск этот был слышен далеко по обоим берегам Урала. И пробил голову до самого мозга! Белуга сразу успокоилась. Обессиленные ловцы, не отпуская багров, присели на минутку по краям майны, переводя дух, и начали вытаскивать белугу на лед.
Но это все вовсе даже не по-другому, это как есть. …Или как было? А по-другому здесь было то, что совсем неподалеку