бездну. А на том корабле застыла у поручней крохотная фигурка. Человечек в чёрном, в тоске протягивал руки к берегу, где стояла хрупкая женская фигурка, как статуэтка. Но она плакала, и не было силы, чтобы защитить её от неимоверного горя и смертельной разлуки.
Лицо человечка я рассмотреть не могла. Но почему-то в женщине на берегу узнавала себя. Во сне мне было плохо. Тяжелый камень ворочался в голове: «Кто тот, раздавленный горем человек на корабле? Почему разлука навсегда разделила нас? И почему, чёрт побери, он не мог остаться? Если любил?» А то, что он любил, у меня сомнений не было. Когда я проснулась, то, к своему удивлению обнаружила, что моё лицо и подушка – мокрые от слёз.
Сон, с уплывающим в морскую даль человеком, повторялся часто, и каждый раз я просыпалась в слезах. Пыталась расспросить бабушку, кто же был тот, написавший записку и положивший её в рождественскую коробку с печеньем. Но она странно молчала или быстро переводила разговор на другое. Я не понимала, почему бабушка, обычно словоохотливая, на этот раз молчит, как партизан. Может, ей до сих пор больно? Но, с её слов, это случилось давным-давно, и она всё забыла.
Я мучилась долго. Но как-то раз прямо спросила, кто был тот, пропавший навсегда?
Бабушка на мгновение застыла, но потом выпрямилась и сухо заметила, что девичьи сны – обман, как и её прошлый рассказ. «Выдумка, и всё! Мало ли, что в голову на ночь приходит? Забудь!»
Но почему-то история, рассказанная бабушкой вскользь, произвела на меня сильное впечатление. Я была уверена, что она случилось в реальности, и бабушка молчит неспроста. Тут была какая-то тайна.
Перед сном я часто думала о таинственном незнакомце. Меня снедало любопытство, кто был он? Что же было в той записке, лежащей в коробке с печеньем? И почему так сильно задел бабушку мой вопрос? А то, что задел – сомнений не было. Иначе, почему она не хочет говорить об
этом?
В своих фантазиях я наделяла Незнакомца необыкновенной внешностью и характером, придумывала за него реплики. Одним словом, создала реальный образ.
Это было бы пустяком, но по ночам я вступала в жаркие споры с Незнакомцем, даже ругала, пеняя на его внезапное исчезновение, которое принесло моей бабушке столько боли. Он же смотрел на меня из ночи своими печальными глазами и всегда молчал. Молчал так, что мне становилось не по себе. «Нет, с ним что-то случилось», – думала я, – «Он бы не пропал по своей воле. И наверняка не виноват в своём исчезновении…» От этих мыслей становилось легче, но любопытство не отпускало.
Много лет спустя, за год до своей смерти, бабушка получила заказное письмо из Комитета Государственной Безопасности. В нём был сухо изложен ответ на бабушкин запрос о неком Лазаре Григорьевиче, то ли Розине, то ли Розовском. Фамилию я не запомнила, потому что в тот момент, пока я читала письмо, взятое без спросу, бабушка неожиданно вошла в комнату и застала меня врасплох.
– Плохо читать письма, предназначенные не тебе, – резко сказала она и буквально выхватила листок из моих рук.
Бабушка выглядела очень рассерженной, суровой и совсем не похожей на себя. Я испугалась и попросила прощения.